Специально для ИАЦ “ЕВРАЗИЯ-ИНТЕРНЕТ”, 2 ноября 2000 года.

“На центральной лестнице Таврического дворца возникла пробка вокруг президента Союза промышленников и предпринимателей России Аркадия Вольского. Толпящимся вокруг журналистам он представлял невысокого моложавого казаха в безупречном синем костюме. Лицо его показалось очень знакомым. – Обязательно у него интервью возьмите! Акежан Кажегельдин – мой коллега, руководитель Союза промышленников и предпринимателей Казахстана. И тут я вспомнил: в прошлом году в российской прессе и на телевидении прошла серия материалов об Акежане Кажегельдине, молодом премьер-министре Казахстана, который стал членом Международной академии управления, в которую входят корифеи экономической науки, лауреаты Нобелевской премии Милтон Фридман, Василий Леонтьев, крупнейшие бизнесмены” (“Русский Берлин”, 06.07.1998 г.).

Тогда же у Кажегельдина состоялась встреча с Сергеем Кириенко. Из России экс-премьер направился в США, встретился там с конгрессменами и бизнесменами, а оттуда прилетел в Казахстан, где организовал пресс-конференцию по результатам работы СППК. Казалось бы, не столь значимое событие – брифинг руководителя одной из общественных организаций республики. Однако публикации об этой встрече появились не только в казахстанских изданиях, но и в российских. “Комсомольская правда”, например, поместила материал “У г-на Кажегельдина есть желание продать свои акции, но нет возможности” (03.07.1998 г.). Внимание журналистов привлекли обвинения, которые выдвинул против экс-премьера председатель КНБ Альнур Мусаев. Как отреагирует на них Кажегельдин, как будет обороняться? Ситуация вокруг президента СППК стала напоминать захватывающий боевик. Такова оборотная сторона любой попытки компрометации: общественное внимание тут же концентрируется на заподозренной персоне и, если обвиняющая сторона не представит убедительных доказательств, брошенные ею камни могут бумерангом вернуться в “родной огород”.

На брифинге Кажегельдин легко отбил нападение Мусаева. Но главной мыслью, которую на всю Россию растиражировала “Комсомолка”, была такая: “Кажегельдин пока не решил, будет ли он выставлять свою кандидатуру на президентских выборах”. Для большинства наблюдателей это означало: почти наверняка будет.

В первых числах июля в Алма-Ату должен был приехать президент Ельцин. Кажегельдин рассчитывал встретиться с ним, укрепить контакты в его ближайшем окружении, обсудить ряд совместных проектов. Однако визит был отложен –казахстанская сторона попросила перенести поездку на более поздний срок и изъявила готовность быстро организовать “рокировку”: Назарбаев сам собрался с визитом в Москву. О том, чтобы при этом взять с собой экс-премьера, разумеется, не могло быть и речи. Тем самым президент Казахстана блокировал попытки Кажегельдина выйти непосредственно на высшее политическое руководство России. В противном случае Кажегельдин предстал бы перед Ельциным не только как президент СППК, но и как потенциальный кандидат в президенты РК и наиболее вероятный преемник Назарбаева. Этого Астана не могла допустить.

6 июля, в день своего рождения (58 лет), Нурсултан Назарбаев прилетел в Москву для переговоров с Ельциным и Кириенко. Традиционно доброжелательная к нему российская пресса подчеркивала, что эта поездка – “жест доброй воли”, что ради встречи с другом Борисом казахский лидер даже пожертвовал семейным праздником. Между тем для Назарбаева эта встреча была стратегически важной: ему требовалось использовать все имеющиеся политические ресурсы, все свое влияние на российское руководство, чтобы переломить ситуацию и добиться двух главных целей. Во-первых, президенту предстояло обеспечить для себя безусловную поддержку со стороны Кремля на будущих досрочных президентских выборах. Во-вторых, ему требовалось на самом высоком уровне оговорить абсолютную блокаду в Москве Кажегельдина как возможного соперника на выборах.

До официального объявления о досрочных выборах в Казахстане оставалось еще более двух месяцев, однако для Кремля не было секретом, что подготовка этого “внезапного” парламентского решения уже ведется. Первую “утечку” допустил сам Кажегельдин: еще осенью 1997 года в интервью российским и западным СМИ он заявил, что в ближнем окружении Назарбаева созрела мысль тайно подготовиться к переизбранию, а затем объявить сенсационную новость и тем самым застать всех остальных претендентов врасплох. Трудно сказать, насколько в тот момент сам Назарбаев поддерживал этот авантюрный проект. Бесспорно одно: последующая политическая активность бывшего премьера во многом подтолкнула президента именно к этому решению. Досрочные выборы должны были стать надежным “противоядием” от любых претензий Кажегельдина на власть.

Логика президента при этом была следующей. Если проводить выборы по Конституции – в конце 2000 года, Кажегельдин за оставшееся время не только в целом укрепит свои позиции в России, Казахстане и дальнем зарубежье, но и может найти особый подход к Кремлю. Пока в Кремле Ельцин, противникам Назарбаева путь туда заказан. Но Борис Николаевич весной 2000 года, а то и раньше, уйдет из власти. Кто окажется вместо него – большой вопрос. Как этот преемник будет относиться к Назарбаеву, понятно: дружба дружбой, но прежнего гипнотического очарования уже наверняка не возникнет. Поэтому новое российское руководство вполне может начать заигрывать с Кажегельдиным – осторожно поддержать его как демократическую альтернативу. В итоге даже если Кажегельдин и не победит на выборах, он может стать для Москвы “своим человеком”, казахстанским политиком номер два, вырастет до признанной фигуры международного масштаба, и тогда уже от него невозможно будет отделаться под предлогом неуплаты налогов или сомнительных финансовых операций за рубежом.

Эти соображения заставили Назарбаева отказаться от родного дастархана и в день рождения поспешить в гости к другу Борису. К лету 1998 года между двумя странами накопилось немало противоречий. Главные – по взаимным долгам, по границам на Каспии, по транспортировке каспийской нефти , по тарифам и налогам. Предполагалось подписать ряд совместных документов, в том числе -декларацию по статусу Каспийского моря и соглашение о взаимном урегулировании долговых обязательств.

Наибольшую трудность представляло решение вопроса о долгах. За четыре года долг Москвы по арендной плате за космодром “Байконур” составил 460 миллионов долларов. Признавая этот долг, Россия в то же время пыталась поставить под сомнение юридическую правомочность протокола, подписанного 20 января 1995 года премьерами двух стран - Виктором Черномырдиным и Акежаном Кажегельдиным. Согласно этому документу, российская сторона “прощала” Казахстану все долги по техническим кредитам, сумма которых составляла около 2 миллиардов долларов. Царский подарок! Однако, по мнению специалистов Министерства финансов и МИДа РФ, этот протокол был не более, чем декларацией, выражающей политическую волю руководителей исполнительной власти. Российская сторона полагала, что окончательное решение вопроса о долгах должно оформляться специальным межгосударственным соглашением.

В мае 1998 года Министерство финансов России подготовило свой проект решения долговой проблемы. Оно подсчитало все долги Казахстана России - их общая сумма составила 1844 миллиона долларов, и долги России Казахстану - 1294 миллиона долларов (прежде всего за аренду космодрома и военных полигонов). Москва предложила Акмоле очень выгодный для Кремля вариант - взаимное “арифметическое” погашение этих долгов. При этом Россия избавилась бы от необходимости платить за полигоны и Байконур и даже после этого Казахстан остался бы должен своему соседу кругленькую сумму – более 500 миллионов долларов.

В ближнем окружении президента РК заговорили о возможности “жестких решений”, вплоть до расторжения с Россией контракта о долгосрочной аренде космодрома. “Дальше тянуть нельзя, - убеждал советник Назарбаева, первый казахстанский космонавт Тохтар Аубакиров. - Байконур – наше национальное достояние и никто не имеет права им разбрасываться. И наши арендаторы должны это понимать” (“Казахстанская правда”, 27.02.1998 г.).

Таким образом, в вопросе о плате за аренду Байконура обе стороны действовали довольно агрессивно. При этом решительность казахстанской стороны не в последнюю очередь объяснялась тревогой, вызванной российскими поисками альтернативных площадок для космических запусков. К тому времени Москва объявила о начале реализации проекта “Морской старт” (“Си Лонч”) с участием компаний “Боинг” (США), “Кварнер” (Норвегия) и конструкторского бюро “Южное” (Украина). Это могло существенно уменьшить коммерческие доходы Байконура.

“Новый проект вполне может отобрать часть заказов, которые до сих пор осуществлялись на казахстанском космодроме, - утверждал директор Национального аэрокосмического агентства РК Мейрбек Молдабеков. - Коммерческие старты новой высокотехнологичной ракеты “Зенит” предполагается осуществлять на “Морском страте”. Правда, “Зенит”, предназначенный для запуска гелиостационарных спутников телекоммуникаций, еще недостаточно отработан, и компании, владеющие “Морским стартом”, согласны дать добро на коммерческие запуски только после трех успешных испытательных запусков “Зенита” с космодрома “Байконур”. А такие вопросы нужно обязательно согласовывать с арендодателем, то есть с Казахстаном. Естественно, мы потребуем компенсации за испытательные пуски. Если “Морскому старту” без Байконура не обойтись, то почему бы Казахстану не войти в состав учредителей этого проекта?” (“Новое поколение”, №8, 1998 г.).

Таким образом, в качестве “адекватной компенсации” Акмола предложила включить казахстанскую сторону в проект “Морской старт”. Это было не выгодно другим участникам, поскольку республика не имела серьезных экономических и технологических возможностей. Казахстан мог участвовать в проекте лишь сравнительно небольшой долей - оборудованием для испытательных запусков “Зенита”.

Специально для ИАЦ “ЕВРАЗИЯ-ИНТЕРНЕТ”, 2 ноября 2000 года.