У ВХОДА НА ТОТ СВЕТ

В полночь поезд прибыл на станцию Шайхали на окраине Карши. Лай собак, крики на узбекском и русском языках, офицеры, бегающие по вагону с папками в руках, еще больше усилили тревогу. Один из них, подойдя к решетчатой двери, громко спросил:

-Бекчанов Сафарбай есть?

-Да, я здесь.

Верзила-капитан заорал:

-Скотина, до сих пор не научился правильно отвечать!?

-Извините, гражданин начальник,- ответил я.

-Извинение будешь будешь просить у тети, - сказал капитан, открывая дверь.

Кое-как пробравшись через лежавших на полу заключенных, я вышел в коридор вагона. Глядя то на меня, то в папку, капитан рассмеялся и спросил:

-Ты Сафар Бекжан? Или фамилия похожа?,- и еще раз оглядел меня с головы до ног.

Я, как было положено, рассказал свои анкетные данные. В это время со стороны тамбура подошел офицер в звании майора.

-Я знаю этого человека, спустите его вниз,- распорядился он.

Капитан взял меня за шкирку и, не давая коснуться ногами пола, пронес до “автозека”, подогнанного к выходу из вагона. “Автозек”, рассчитанный на 150 заключенных, заполнился в полчаса. Вокруг было полно солдат внутренних войск. Эти восемнадцати-девятнадцатилетние парни с автоматами за плечами вели себя так, словно еще не вышли из детского возраста.

Через пятнадцать минут пути “автозек” остановился возле больших железных ворот.

Сразу за воротами прибывших выстроили по пять человек и, согласно порядкам “красной” зоны, стали делать “прописку”. Не знаю, сколько ударов ногами и дубинками я получил, пока колонна добралась до ШИЗО. В коридоре ШИЗО всех раздели догола и стали обыскивать одежду. Затем по голому телу нанесли еще три удара дубинкой и объявили, что основная часть “прописки” состоится завтра.

После этого мы оделись и нас развели по камерам. В нашей было двадцать человек. Сидя с краю, я видел, в каком жалком и подавленном состоянии все находятся. Наверно, среди них были и те, кто на свободе не гнушался воровать и грабить. Возможно, среди них были и безвинные люди. Однако каждый человек, одевший форму заключенного, официально является преступником. Тем не менее, интеллигента можно узнать в любой одежде. Мне бросился в глаза один такой человек, дремавший, прислонившись к стене. Я явно где-то его видел, но не мог вспомнить, где...

В камеру вошел майор, которого я видел в вагоне. Заключенные встали.

-Есть среди вас такие, кто идет по воровской дороге?, -спросил майор.

-Я иду по этой дороге, был “крадуном”,- сказал на ломаном узбекском один высокий, крепкий мужчина европейского происхождения, лет тридцати на вид.

-Пойдешь в зону?, -последовал новый вопрос.

-Я был без пяти минут “вор в законе”. Если можешь, убей, но в зону я не пойду, - с вызовом ответил заключённый.

Майор обернулся к стоявшим возле двери надзирателям и стал им что-то говорить. В этот момент заключенный вдруг вытащил изо рта лезвие и, одним движением разорвав на груди рубаху, полоснул себя по животу. Фонтаном хлынула кровь, и из живота вывалилось что-то вроде арбуза, синего цвета.

Всё произошло так быстро, что стоявший возле него в двух-трех метрах майор даже не успел среагировать. Только после того, как мужчина перерезал еще себе вены на запястьях, надзиратели и майор бросились на него и, завернув ему брызжущие кровью руки за спину, надели на них наручники.

“Крадун” непрерывно кричал: “Вот вам моя кровь, пейте!”. Самое страшное, что все это время он стоял, хотя весь его желудок вывалился наружу. Офицер и надзиратели, пытаясь совладать с ним, тоже измазались кровью с головы до пят. Наконец, они повалили “крадуна” на пол и надели ему наручники и на ноги. Майор приказал вызвать врача. “Крадун”, однако, не успокаивался: весь в крови, уставившись глазами в потолок, он стал подпрыгивать лежа.

-Этот человек находится в состоянии экстаза, если можно, налейте ему на голову воду,- сказал заключенный, показавшийся мне знакомым.

Майор велел принести воды. Только когда на кричащего и дергающегося “крадуна” вылили ведро воды, он затих, хотя все еще продолжал иногда ругаться.

Майор приказал: “Отправьте эту сволочь в одиночную камеру”. “Крадуна” подняли и унесли.

Стоя посреди камеры, майор внимательно оглядел каждого:

-Кто еще хочет оставаться “вором”? Если нет лезвия, я дам.

Никто на этот раз даже не шелохнулся.

-Об остальном поговорим завтра на “прописке”, -сказал майор и вышел из камеры.

Заключенные стали потихоньку разговаривать. Я подошёл к человеку, которого где-то видел, и спросил:

-Вы занимались парапсихологией?

Он внимательно оглядел меня. Я думал, что на свободе он был каким-нибудь научным сотрудником, но посмотрев ему в глаза, понял, что совершенно ошибался.

-Мне о подобных случаях рассказывали другие заключенные, -ответил “парапсихолог”.

Он держался крайне осторожно, явно стараясь не бросаться в глаза.

Вошел один из надзирателей и прочитал несколько фамилий.

-Руки за спину, выходите по-одному,- скомандовал он.

Через пять-шесть минут эти заключенные вернулись, вывели других, затем третьих и в самом конце вызвали меня одного. Выйдя в коридор, я увидел рядом открытую дверь. В комнате за письменным столом сидел уже знакомый мне майор.

-Заключенный Бекчанов...

-Сафарбай, закрой дверь- сказал майор и, встав со стула, направился ко мне.

“Сейчас, наверно, будет бить ногами”,- подумалось мне.

-Здравствуй, Сафар, как поживаешь?,- сказал майор, протянув мне руку. Я осторожно подал свою. Поздоровавшись, майор показал мне на свободный стул и пригласил сесть.

От его недавней свирепости не осталось и следа. Мы сели, и он начал говорить:

-Сафар, ты еще не привык к этому миру. Майор, сидящий перед тобой, тоже человек. Но когда я вхожу в зону, я превращаюсь в майора Назара Холмурадова, заместителя начальника колонии. Мои творческие увлечения, политические взгляды - все остается снаружи. Ты тоже теперь заключенный и должен забыть про свою поэзию и политику. Ты находишься в каршинской “красной” зоне. Не забывай, среди кого ты находишься. Думай, как выйти отсюда на собственных ногах. Теперь иди, будешь отвечать сам за себя, -сказал майор и неожиданно улыбнулся.

Я встал и направился к двери, когда майор добавил вдогонку:

-Сафар, никому не говори, кто ты такой и почему сидишь. Закрой рот на замок!...

Утром процедура “прописки” возобновилась. В камеру вошли несколько офицеров с дубинками в руках. “Добро пожаловать в нашу “красную” зону, господа преступники! По одному, бегом на улицу!”,- заорали они и пустили в ход дубинки.

В основном, били по спине. На площади перед ШИЗО мы сели по пять человек в ряд, с руками за спиной. Там стояли 40-50 офицеров и надзирателей с дубинками. Низкорослый подполковник объявил по-русски: “Я замполит этой зоны подполковник Мирсалихов. Здесь все равно, подохнете вы или выйдете отсюда людьми. Если вы политики, демократы или верующие, вам будет хуже в пять раз...”

Замполит полчаса читал лекцию о том, как надо вести себя в зоне. Лекция еще не закончилась, когда со стороны ворот показался идущий вперевалку, жирный, со свесившимся животом полковник.

-Карантин, встать!,- скомандовал один из офицеров.

Все поднялись с места. Толстый полковник махнул рукой, показывая, что можно садиться.

Замполит снова повернулся к заключенным:

-Вот, познакомьтесь с этим человеком. Начальник зоны УЯ 64-49 полковник Алихайдар Кулымбетов!, - торжественно объявил он.

Кулымбетов обратился к заключенным:

-Я буду хозяин этого места. И “вор в законе”, и “положенец”, и “маслократ” - все это я сам. Я вам и отец, и мать. Будете вести себя тихо, выйдете отсюда на ногах, нет - два листа бумаги, чтобы оформить вашу смерть, найдутся,- сказал толстый полковник.

Затем он поманил к себе пальцем замполита и что-то сказал ему тихо.

-Холмурадов!,- позвал “хозяин”.

-Я здесь!, -к начальнику подошел майор, беседовавший со мной.

“Хозяин” что-то сказал ему. Майор повернулся к нам и пройдя взглядом по рядам, нашел меня и показал полковнику. Тот посмотрел и вдруг стал хохотать. Стоящие рядом офицеры и надзиратели, не понимая, почему начальство смеется, стали переглядываться между собой. Оторвав от меня взгляд, “хозяин” приказал:

-Начинайте “прописку”!

Сразу заработали дубинки. Начались крики и стоны. Я закрыл лицо и голову руками, стиснув зубы. Удары попадали по спине и плечам. Через некоторое время раздалась команда: “Тянуть борону, скотины, быстро!” Кругом поднялась пыль. Кто-то поднял меня за руку, и я присоединился к боронующим.