У ВХОДА НА ТОТ СВЕТ

Часть четвертая. ВОЛЯ
Глава 18

После выхода на свободу гости у нас дома не переводились целый месяц. Приходили, в основном, “эрковцы”. Среди них были и врачи, и благодаря их заботам мой ослабший организм стал постепенно набираться сил.

В один прекрасный день мне захотелось повидаться с друзьями из творческих кругов. Я отправился в “Дом печати” под предлогом, что хочу опубликовать свои стихи, написанные в заключении, хотя знал, что никто не осмелится их напечатать. Зашел в дорогую мне по прежним временам газету “Узбекистон адабиети ва санъати“ (“Литература и искусство Узбекистана” -прим.пер.) Сотрудники отказались даже брать стихи в руки. В газете “Туркестан” один мужественный человек все-таки нашелся, не побоялся хотя-бы почитать их.

Встретив в коридоре поэта Рауфа Парпи, я обрадовался. Все-таки стихи он прочитает, хотя печатать тоже не будет. Он привел меня в Союз писателей и стал показывать каждому встречному, приговаривая: “Вот, смотрите, живой Сафар! Можно, оказывается, и из узбекских тюрем выйти живым!”.

По правде говоря, люди не воспринимали эту горькую шутку. Поэт Мирзо Кенжабаев, например, едва завидев меня, испарился. Поэт Мирпулат Мирзо сбежал, оставив не допитым свой чай. Подумать только, эти борзописцы считались когда-то чуть-ли не “глашатаями независимости”. Я не ругал их, только огорчился. Такими сделали их несколько лет каримовской диктатуры.

Домой я вернулся в испорченном настроении.

Шпики следили за нашим домом и днем, и ночью. Соседи шутили: “Сафаржан, с тех пор, как Вы вышли из тюрьмы, нашему кварталу опять стали уделять повышенное внимание, живите долго”.

Друзья принесли мне целую пачку номеров газеты “Эрк”, изданных в эмиграции. Листаю с бьющимся сердцем. Наконец, в номере за 16 января 1994 года (№96) нашел статью Намаза Нормумина о том съезде партии, который проводился уже без меня:

“Съезд открылся 25 сентября 1993 г. в ташкентском Дворце культуры железнодорожников. Были избраны президиум съезда, мандатная, редакционная и счётная комиссии. Председательствующий, секретарь Центрального Совета профессор Атаназар Арипов зачитал поздравительные телеграммы, направленные съезду лидерами зарубежных политических партий. Среди гостей присутствовали ответственный сотрудник аппарата Президента Киргизбаев, представители городского хокимията, политических партий и движений. Съезд посетили, среди прочих, известный поэт и певец Дадахон Хасан и сопредседатель Народного движения “Бирлик” Шухрат Исматуллаев. Для освещения работы съезда прибыли корреспонденты республиканских и зарубежных СМИ.

Для оглашения письма председателя партии, первому слово предоставили мне. В письме была коротко обрисована общественно-политическая ситуация в республике, осуждено преследование оппозиционных сил и подтверждена неизменность следования партии “Эрк” своему пути, пути независимости.

Делегаты съезда внимательно выслушали письмо. Надо сказать, что письмо добавило делегатам уверенности и сил. Прения, которые начались после этого, прошли именно в том духе, в котором было написано письмо. В прениях приняли участие представители ряда областей, в том числе С.Йигиталиев. От Народного движения “Бирлик” выступил его сопредседатель Шухрат Исматуллаев. Ответственный сотрудник президентского аппарата Киргизбаев прочитал получасовую лекцию.

Речь Ш.Каримова была встречена негативно. Делегаты подвергли его обструкции и заставили сойти с тибуны, потому что Ш. Каримов изменил партийным принципам, вступил из личных интересов в сговор с властями и встал на путь открытой клеветы.

После перерыва делегаты съезда обсудили вопрос о внесении изменений в Устав партии. В обсуждении принял участие С.Йигиталиев. В итоге, полномочия председателя партии были значительно урезаны.

Следующим вопросом было переизбрание Центрального Совета. В ЦС были избраны по три представителя каждой области. Затем делегаты приступили к избранию председателя партии. Единогласно была одобрена кандидатура Мухаммеда Салиха, и под аплодисменты он был утвержден председателем партии. Растерявшиеся Ш.Каримов и С.Йигиталиев также проголосовали за Мухаммеда Салиха.

...Им было поручено организовать смещение Мухаммеда Салиха с поста председателя партии, но они так и смогли выполнить эту задачу“.

Я прочитал в газете материалы о терроре, устроенном против “эрковцев” после этого съезда. И сегодня, три года спустя, ситуация оставалась такой-же.

Не прошло и месяца после моего освобождения, как меня вызвали в Бектемирское отделение милиции Ташкента. Там со мной беседовал сотрудник СНБ, представившийся как Вахиджан (фамилию не помню). Он сказал: “Вы так и не можете успокоиться. Ваши друзья утверждают, что устроят в Узбекистане вооруженный переворот. Если Вы к ним присоединитесь, знайте, что Вас опять посадят”.

Я письменно сообщил об этой угрозе членам правозащитной организации.

Но СНБ не стало ограничиваться угрозой. Однажды, когда я обедал, снова появился этот “Вахиджан”.

Я налил ему пиалу чая.

-Мы, маленькие сотрудники большой организации, делаем то, что нам приказывают. В Узбекистане хватает таких, кто надоедает со своими правами человека. Просим Вас сидеть дома и отдыхать. Это не просто слова, прямо сейчас вручу Вам тысячу долларов”, -сказал “Вахиджан”.

Я рассмеялся.

Курбаной, которая слышала этот разговор, тоже засмеялась:

-Вахиджан, тысяча разве деньги, о миллионе надо говорить, о миллионе!

“Вахиджан” очень обиделся. Сказав: “Ну, как знаете!”, он поднялся и тут-же ушел.

На следующий день утром к нам нагрянули работники “санэпиддиспансера” Бектемировского района. У них оказались документы, свидетельствующие о том, что я и все члены моей семьи заразились каким-то “инфекционным заболеванием”. Они запретили нам выходить на улицу, пока нас полностью не обследуют в диспансере.

Однако не прошло и три дня, как я вынужден был нарушить этот запрет. Началась подготовка к проведению съезда Общества прав человека Узбекистана (ОПЧУ), и меня попросили сделать доклад о положении в местах заключения.

Познакомившись с этой организацией поближе, я узнал, что в последние четыре года, т.е. практически, с момента основания, её работой фактически руководил зам.пред ОПЧУ Михаил Дмитриевич Ардзинов. Именно благодаря ему и его группе ОПЧУ не только сумело выжить в условиях репрессий, но и завоевало заслуженный авторитет. За это Ардзинов постоянно подвергался преследованию, однажды даже был устроен взрыв у его квартиры . Что касается председателя общества Абдуманноба Пулатова, то он, живя в Вашингтоне, занимался в основном тем, что распределял между собой и близкими ему людьми деньги, выделяемые США на защиту прав человека. Что хуже всего, Абдуманноб при этом скрывал, или искажал информацию о репрессиях против членов партии “Эрк” и религиозных деятелей.

Михаил Ардзинов и его сторонники, естественно, были очень недовольны таким положением дел, но многие ещё сохраняли какие-то иллюзии в отношении Пулатова. Абдуманноб Пулатов и его сообщники, в свою очередь, были крайне заинтересованы в том, чтобы нейтрализовать своих критиков.

Правительство Узбекистана попыталось воспользоваться этой ситуацией, разыграв хитроумную комбинацию.

Ислам Каримов пригласил “политэмигранта” Абдуманноба Пулатова посетить Узбекистан. Более того, ему была предоставлена возможность встречаться с кем угодно и выступать в средствах массовой информации.

По приезде Абдуманноб был радостно встречен демократической общественностью, решившей, что теперь ситуация в Узбекистане меняется.

Однако затем поведение Абдуманноба Пулатова сильно разочаровало стронников демократии и прав человека. Он запретил активистам ОПЧУ критиковать режим президента Каримова за нарушение прав человека, пригрозив, что в этом случае Общество не будет получать финансовую помощь со стороны США и не будет зарегистрировано. В интервью СМИ, назвав себя “полномочным представителем политической оппозиции”, Пулатов заявил, что расценивает сам факт своего прибытия, как “свидетельство позитивных изменений в Узбекистане”, однако “народ Узбекистана не готов к демократии” и он “не знает, будут ли его дети и дети его детей жить при демократии”, так как “демократизация - это длительный и сложный процесс” ...

Аналогичные выводы содержались и в верноподданническом письме, с которым Абдуманноб Пулатов обратился к президенту Каримову. В нем Пулатов сообщил, что за последние два года “серьезно изменил” свои взгляды и призывает теперь к “национальному единству” в связи с “угрозой независимости Узбекистана со стороны России”, что он готов к “конструктивному сотрудничеству” с властями и просит президента о встрече, а также о разрешении провести съезд Общества.

С момента создания ОПЧУ в начале 1992 года власти отказывали в его регистрации и не разрешали проводить съезды Общества. Но теперь разрешение было дано.

Власти пошли на это потому, что хотели таким образом убить сразу несколько зайцев. Во-первых, они давно хотели убедить Запад, всю мировую общественность, что с правами человека в Узбекистане “все в порядке”, что там идет процесс “либерализации”, и съезд должен был это продемонстрировать.

Во-вторых, съезд понадобился, чтобы с помощью “конструктивной” оппозиции нейтрализовать настоящую оппозицию.

Главным врагом правительства была партия “Эрк”, и СНБ претворяло в жизнь стратегию её уничтожения. Кроме того, властям очень мешали честные правозащитники.

Ранее власти часто говорили об отсутствии “конструктивной оппозиции”. Теперь она “появилась” в лице братьев Пулатовых, Мирсаидова и их окружения. Но они не были опасны для правительства: СНБ знало, как их контролировать и использовать.

Самым важным для властей было то, что действуя от имени движения “Бирлик” и правозащитников, братья непрерывно боролись с партией “Эрк”. К этой борьбе подключился затем и Шукрулла Мирсаидов.

Другими словами, интересы властей и “конструктивной оппозиции”, во многом, совпали, поэтому они и пошли на сотрудничество.

Конечно, активисты ОПЧУ, убедившись, что Абдуманноб прислуживает властям, стали протестовать. Я тоже открыто выразил свое несогласие. Однако Пулатов продолжал готовить съезд, не обращая на протесты внимание.

При этом его противники постоянно подвергались давлению со стороны властей.

Однажды вечером активист “Бирлика” Толиб Якубов подвез меня на своей машине до Центрального сквера. Я направлялся к автобусной остановке, чтобы ехать домой, когда двое неизвестных подошли ко мне сзади и завернули руки за спину. Я пытался сопротивляться, но нападавшие были намного сильнее. В этот момент, словно с неба, передо мной снова возник “Вахиджан”.

-Что вы делаете с этим человеком, ну-ка, отпустите его!, -закричал он.

Оба “неизвестных” в мгновение ока испарились.

-Сафар-ака, хорошо, что мы случайно оказались здесь. Пойдемте, вон там, в машине сидит Баходыр Идрисов. Пусть он не волнуется, поговорите с ним, -попросил “Вахиджан”.

Мы подошли к стоявшей неподалеку машине “Нексия-Люкс”. С заднего сиденья слез полковник Идрисов. Поздоровавшись, он сказал:

-Мы должны поговорить с Вами в открытую. Будете играть с нами в кошки-мышки, снова нарветесь на большие неприятности. Давайте, посидим где-нибудь и обстоятельно поговорим.

Мы зашли в ночной бар около Дома печати и сели за свободный столик в углу.

-Хотя Вы и побывали в заключении, ума не набрались. Пытаетесь вместе с Ардзиновым найти деньги, которые съели Пулатовы. Когда предлагаем деньги мы, смеетесь. Что Вам вообще нужно, что Вы за люди? Не понимаю!, -огорченно покачал головой полковник.

Первый раз за все время общения с ним я уловил в его голосе какую-то искренность. Он продолжил:

-Послушайте меня внимательно. В Ташкенте есть два клана, которые по-настоящему сильны. Это ташкентская и самаркандская группы. Все государственные структуры заполнены, в основном, людьми из этих двух кланов. Вам, туркменам, в этой игре места нет, хорошо это усвойте. “Эрк” не имеет влияния среди бюрократии. Все его кадры или в заключении, или уволены. У Мухаммеда Салиха остались только босяки. Пытаясь поднять непосильное, Вы только покалечитесь. Врагов у Вас и так хватает, зачем-же пересекать дорогу еще и Пулатовым.

От неожиданной откровенности полковника Идрисова я несколько растерялся. То, что говорил он, не решались сказать даже мы, оппозиционеры. Я удивился не тому, что Пулатовы сотрудничали с властями (это не было ни для кого секретом), а тому, что полковник СНБ открыто признал, насколько государственные структуры поражены клановостью и местничеством.

Я хотел только спросить его, почему он назвал нас “туркменами”, но был так поражен услышанным, что забыл. Позже, раздумывая над этим, я пришел к выводу, что полковник сказал так потому, что и Мухаммед Салих, и я были родом из Хорезма (Хорезмская область граничит с Туркменией). Впрочем, это не имело значения, поскольку полковник являл собой типичный пример местнического мышления, столь укоренившегося в нашей жизни. Меня не задело то, что он назвал меня “туркменом”. Меня беспокоило то, что будучи узбеком, я, возможно, еще не полностью себя им осознавал. Меня задевало то, что и весь наш двадцатитрехмиллионный народ все еще был толпой, а не единой нацией.

-Прекращайте бороться за власть. Не вы представляете собой альтернативу правительству, -сказал полковник в конце.

-Кто же, по-Вашему, альтернатива?, -спросил я.

-Я это Вам уже сказал, -ответил Идрисов. -В народе могут быть люди, которые поддерживают Салиха, однако среди бюрократии таких нет. А в борьбе за власть решающую роль играет столица.

-Каждый меряет мир своей меркой, -подытожил и я.

Эта “откровенная” беседа помогла прояснила для меня многие вещи. У меня не осталось сомнений, что созданный Мирсаидовым “координационный центр оппозиции” на самом деле является клановым образование, призванным привести к власти эту самую “альтернативную силу”, представляющую интересы столичной бюрократии.

Какая разница между этими “альтернативными” деятелями и нынешними правителями? Я очень хотел спросить это у полковника Идрисова, однако не спросил. Да полковник и не ответил бы, поскольку тогда открылось бы, к какому клану он принадлежит сам. Впрочем, это и так было ясно.

Никакой разницы между людьми, находящимися у власти в Узбекистане сегодня, и “альтернативными” им нет. Это близнецы. Они сделаны на одной фабрике, в одно и то же время, по одной модели. Все у них одинаковое - костюмы, галстуки, туфли и даже мешки под глазами от пьянства. Они нами правят сейчас и собираются править всегда. О, Аллах, избавь нас от подобной судьбы.

Мой разговор с полковником Идрисовым я обсудил с руководством “Эрка”. На этом тайном совещании мне дали несколько разных рекомендаций. Во-первых, сидеть дома и ни во что не вмешиваться. Во-вторых, уехать из Узбекистана и, в-третьих, принять участие в съезде правозащитников, но сидеть тихо и никого не разоблачать. Я выбрал третий вариант.

Пришел домой. Курбаной сидела в тревожном ожидании. Воспользовавшись тем, что меня не было, её вызвали в районную поликлинику. Там ей вручили “предупреждение”, что без разрешения врача члены нашей семьи в течение двух месяцев не должны никуда выходить. Когда же она пришла домой, двое, приехавшие на “Жигулях” с государственным номером Б38-77ТН, дали ей документ, что наш дом находится на “карантине”.

Уходя, они пригрозили: “Если твой муж не будет сидеть тихо, он умрет”.

Тем не менее, я решил, что бы ни случилось, принять участие в съезде Общества прав человека Узбекистана. Съезд открылся в 10 часов утра 9 сентября 1996 г. в Республиканском Доме знаний.

Перед зданием Дома знаний стояли наши “эрковцы”, которых полковник СНБ назвал “босяками”. Все они были высокообразованными интеллигентами. Самый “босый” из этих “босяков” имел звание доцента. Я встретился со своими партийными товарищами, со многими из которых не виделся три года. Порадовался, что организация, которая подверглась таким жестоким репрессиям, продолжает жить. Не осталось сомнения, что стоит только льду немного растаять, как друзья сразу соберутся и снова примутся за работу. Большая часть из собравшихся в зале также состояла из “эрковцев”. Президент Каримов боялся не пулатовых и мирсадовых, а этих “босяков”, и поэтому была запрещена наша организация.

Съезд начался скучно. По составленному властями сценарию Абдуманноба Пулатова должны были переизбрать председателем Общества. Предварительно мы договорились, что не будем этому препятствовать, так как если бы стали это делать, власти нашли бы какой-нибудь другой способ, чтобы добиться своего.

Абдуманноб дал властям слово не выходить за черту, которую они очертили. Его беспокоил только Михаил Ардзинов. Боясь, что он спутает им карты, он решил нанести удар первым. Выйдя на трибуну, Абдуманноб заголосил: “Ардзинов назвал нашего президента фашистом, преступником. Он никогда не поправится. Я не буду работать с Ардзиновым. Выбирайте, или он, или я!”

Открытый донос Абдуманноба на Ардзинова всех потряс. Бедный Михаил Дмитриевич, пытаясь оправдаться, сказал: “Я никогда уважаемого президента не называл фашистом, я его назвал человеком с наполеоновским комплексом”, чем вызвал в зале дружный смех.

Идея объединения оппозиционных сил, безусловно, вызывала у нас симпатию. Однако поведение на съезде правозащитников Абдуманноба Пулатова, Шукрулло Мирсаидова и их приспешников, было исполнено в духе “Если ты не из нашей махалли, значит, наш враг”. Из-за того, что Ардзинов выступал против этой группы, он превратился в “клеветника” и “ненормального”. Председателя партии “Эрк” Мухаммада Салиха, отказавшегося присоединиться к группе, обливают грязью в каждом номере издаваемого кланом журнала “Харакат” (“Движение” -прим.перев.).

В конце съезд, под молчание присутствующих, принял предложенное Ибрагимом Буриевым подобострастное обращение к “дорогому главе государства”.

Через несколько дней после съезда шесть из одиннадцати членов вновь избранного правления заявили о своем выходе из ОПЧУ, не желая себя больше связывать с этой, ставшей теперь марионеточной, организацией. Это заявление, под которым есть и моя подпись, было опубликовано 29 ноября в московской правозащитной газете “Экспресс-хроника”.

11-13 сентября я принял участие в состоявшемся в Ташкенте международном семинаре, организованном Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) совместно с правительством Узбекистана. Этот семинар не представил реальной картины положения с правами человека в Узбекистане, так как организаторы опасались, что это может повредить их интересам.

Наши с Атаназаром Ариповым просьбы предоставить нам слово остались без внимания.

В конце семинара министр иностранных дел Узбекистана Абдулазиз Камилов устроил пресс-конференцию. Вопросы были, в основном, о партии “Эрк” и движении “Бирлик”. Вопросы о политзаключенных, о пропавших без вести инакомыслящих остались без ответа. Абдулазиз Камилов сказал о “Бирлике” следующее:

“Деятельность Народного движения “Бирлик” была приостановлена на три месяца. Сейчас этот срок прошел. “Бирлик” может возобновить свою деятельность. Наш президент сам лично несколько раз принимал их лидеров. Абдурахим Пулатов регулярно встречается с нашими послами в Анкаре и Вашингтоне. Что касается партии “Эрк”, то против руководителей этой партии возбуждено уголовное дело. Активисты этой партии должны поменять своих руководителей, или же поменять название и зарегистрироваться снова. Мухаммад Салих пытался организовать воооруженным путем государственный переворот”...

То, что это сенсационное заявление Камилова потом на полном серъёзе повторяли на Западе, было не менее удивительным.