Франция “несет” католическую идею, в которой, как мы уже говорили, есть два авторитета: Бог-отец и Бог-сын, от обоих исходит Дух святой, т.е. истина в последней инстанции. В силу каких причин французы не приняли это “немецкое изобретение” - Реформацию? Может быть в силу большей естественной защищенности границ: с двух сторон море, с одной стороны – горы, в то время, как Германия с трех сторон “продуваема всеми ветрами” или, скорее всего (по крайней мере, это естественнее соответствует логике моей схемы), потому, что ко времени Реформации Франция уже сделала свой выбор. По видимому, это произошло, как обычно это происходит в период “средней весны большой зимы”, т.е. в 1381-1429. Это был самый тяжелый период Столетней войны, еще не забыты были последствия Великой чумы, это было время “авиньонских пап”. Жанну д’Арк сожгли на костре в 1430 году. Новый французский дух появился именно в это лихое время. Какую форму он нашел? Католическая вера прошла через тяжелые испытания, но, поскольку Франция уже давно пользовалась огромным влиянием в папской иерархии и многие папы были в XIII-XIV веках французами, Франция не свергла папство, как это сделала через сто лет Германия, она лишь попыталась сделать папу французским. Это ей в конечном счете не удалось, но в итоге французы стали наиболее влиятельным в католическом мире народом, а появление в этот период множества университетов сделало Францию восприимчивой к идеям итальянского Возрождения. Мрачный воинственный, почти единобожный католицизм, мало чем в XI-XII в.в. отличавшийся от православия (не потому ли в это время непрерывно предпринимаются попытки слияния, унии между католицизмом и православием), наконец, обретает четкое сознание второго морального абсолюта в образе Христа, обращаясь теперь и к “Богу-общине” и к “Богу-личности”. Через сто лет Реформация продвинется дальше, фактически, прежде всего на ритуальном уровне, “задвинет” Бога-общину за Бога-личность. Но это сделает Германия, а Франция создала уникальное равновесие этих двух идеалов и авторитетов. Это чем-то похоже на возвращение к многобожному язычеству. Кстати, не случайно человеческий образ Христа и Марии – самая главная тема в творчестве мастеров Возрождения. Французы не стали “экономическими личностями”, как ими стали протестантские нации, они скорее, стали “политическими личностями”, “праздничной нацией”, нацией-игроком, нацией, которая в общине прячется от личных обязательств, а в личных свободах указывает “на место” государству, религии, кому бы то ни было, в их попытках ее приручить. Французы чем-то похожи на русских, но русская идея сформирована в рабские годы ига, а французская - в тяжелые, но свободные и цветастые годы “авиньонских пап”, вселенского бардака и народного восстания. За Христом русские прячутся от грозного Бога-отца, а французы свободно общаются то с тем, то с другим, как неверный муж от жены идет к любовнице, а от любовницы к жене. Кроме того, французы нуждаются в сильном государстве только для того, чтобы уберечься от внешних врагов. Француз хуже работает, чем немец, но лучше ориентируется в неопределенных ситуациях и стремится не просто к праздникам, а к коллективным праздничным действам, например таким, какими оказались первые годы Французской революции, каким оказалось и наполеоновское время.

Теперь проследим эволюцию французского национального духа в период “большой весны” 1429-1621. В 1429-1477 происходит становление сильного единого французского государства, англичан выдворяют, через несколько лет оплот сепаратизма – Бургундия становится частью Франции, феодальная знать превращается в слуг короля. В 1477-1525 происходит окончательное решение “бургундского вопроса”, Франция вступает в союз с Италией (папой) против Германии и Испании, происходит усиление контроля короля над церковью. В 1525-1573 Франция, встретившись с резким усилением влияния и активности Испании, заключает союз с Германией. Это правление Генриха Наваррского, время религиозных войн. Италия в начале периода также “отошла” к испанскому блоку. Закончился период “варфоломеевской ночью” в августе 1572 г. Наконец, в 1573-1621 королевская власть и сама Франция укреплены настолько, что Франция стала безусловно доминировать на Европейском континенте.

Выводы: в “весенний” период 1429-1621. французское государство стало единым и сильным, сильнейшим в Европе, а французский дух свободным и изменчивым, даже “изменщицким”. Франция научилась легко переходить от свободы к деспотизму, от революционности к реакции, от труда к празднику. Лучше всего “карнавальный”, “праздничный”, “легкий”, “циничный” французский дух выразил в то время Франсуа Рабле!

В 1621 начался “большой летний период”. В 1621-1669 время “трех мушкетеров” и хотя это “осенняя” сказка французского писателя, дух того времени передан точно. Это сильное, обладающее растущей мощью государство и свободные духом, авантюрные герои, которые во имя и для неверной жены короля – королевы совершают свои подвиги. По сути, это та же раблезианская “карнавальность”. В 1669-1717 основное время царствования Людовика XIV и этим тоже все сказано. “Летняя осень” - период расцвета любой нации. У русских это деятельное время Петра I. В 1717-1765, напротив, “легкие заморозки”, время бездарных королей и слабых правительств, но и время французского рационализма, литературы и философии. Страна теряет загадочность, но не теряет блеск и обаяние. Наконец, “весенний” период 1765-1813 вместил в себя созревание Великой Революции, саму Революцию и наполеоновский имперский период. Этот период уже принадлежит в равной мере старой королевской Франции и новой буржуазно-республиканской Франции. Это период французской европейской империи и самого сильного экспорта влияния французской культуры по всему миру. В это время Франция, несмотря на окончательное военное поражение, все-таки “переделала” Европу. Изменчивый (обманчиво легкий) французский дух показал себя “во всей красоте” и стремительности своих переходов: любовь к королю-кутиле и транжире, и ненависть к королю- семьянину, и если не праведнику то “правильнику” (очень похоже на историю нашего Николая II), всеобщий монархизм в считанные годы сменился на ярый (и столь же всеобщий) республиканизм, миролюбие и просветительство сменяются кровавым террором, а мечты о свободе и равенстве бонапартизмом. В какой-то мере это лихорадочное время лишило французский дух обаяния, здесь была перейдена та мера, за которой изменчивость и динамизм становятся просто предательством и бесцельностью.

Выводы: в 1621-1813 Франция стала самой мощной и привлекательной европейской культурой, но ее претензии на мировую империю оказались несостоятельными. Появились серьезные проблемы в воплощении этого духа. Но Французская формула католицизма: личное в общностном (общностное идет не от физического общения людей и ритуалов, как в общине, а от общности идей, мировоззрения) проявилась в создании коммунистической и социалистической мечты, в появлении невыполнимой формулы “свобода, равенство, братство”, т.е. тех идей, которые изменили Европу и мир в XIX-XX веках.

В 1813-1861 период осмысления бурного прошлого и одновременно превращения Франции в рядовую державу, все еще полную притягательности, но не блеска и мощи, которые бы выделяли ее среди всех других. Франция как бы “омещанивается”. В 1861-1905 путь вниз продолжается, во Франции складывается жадный, во много паразитический и мошеннический капитализм, французский коммунизм и социализм тоже мельчают. В 1909-1957 Франция не получает импульса к развитию ни в победе в Первой мировой войне ни в поражении, а затем в победе, во Второй. Она как бы плывет по течению. В 1957-2005 Франция “скучнеет”, а Париж уже не может претендовать на роль “столицы мира”, слава его, еще живая 50-70 лет назад, гаснет, очарование тоже.

Выводы: французский дух, рожденный в позднем средневековье, как бы исчерпал свой ресурс. Вместе с ним Франция, магнетически притягательная в XVI-XVII веках, яркая и могущественная в XVIII веке, постепенно потеряла магнетизм, особую привлекательность и могущество в XIX-XX веках. В 2005 году начнется “большая зима”, которая грозит стране дальнейшим кризисом, возможно, оскудением талантами, возможно, подчинением страны той же Италии или Испании, которые вступают в “большое лето”. В XXII веке французы найдут новую формулу своего бытия, своего духа. Что это будет, “арабизмы”, предсказанные Нострадамусом или “германизмы”, или что-то свое, истинно французское? Скорее всего, будет найдено нечто оригинальное и, конечно, это будет зависеть от ситуации в XXII веке. Может быть, компьютерная революция вытеснит человека из сферы производства, оставив ему роль контролера и распределителя производимых богатств, которые в своей экономической сути будут похожи на “дары природы”. В этом случае люди будут объединяться не для того, чтобы производить, а для того, чтобы охранять контролируемые ими территории и находящиеся на них производственные комплексы. Это значит, что “человек политический” начнет вытеснять “человека экономического”, и, возможно, община получит приоритет перед индивидуумом. Тогда уж точно наступит время для “арабизов”, но все же не думаю, что в XXII веке все будет так просто: автоматическое изобилие и группы людей, контролирующие его источники. Человеческий ум останется все же ключевым фактором производства материальных благ, но совсем в других сферах, чем в XX веке. И все же историческая тенденция возрастания роли “человека политического” в ущерб нынешнему доминированию “человека экономического” будет одной из главных в XXI-XXII веках. Это может означать, что на Землю вернется средневековье, с его неравенством, иерархией и балаганом, возможно и с его религиозностью и обожествлением общины. Может быть, в этом случае европейские народы дадут “задний ход”, “отыграют” к Богу-отцу?. И на этой основе объединятся не только сами христиане, но христиане с мусульманами? Ведь Бог у них один.