Уточненный прогноз мирового развития в XXI веке
(взгляд из России).

XI. Четвертая четверть “зимы”

В 1861 султаном стал Абдул-Азиз. Началась “священная” четвертая четверть “большой турецкой зимы”. В течение нескольких лет (к 1871) либеральные реформы были свернуты, а гарем султана, обслуживаемый тремя тысячами евнухов, вместе с другими его прихотями к тому времени поглощал пятнадцать процентов государственного бюджета. Началась реализация амбициозных проектов в железнодорожном строительстве, быстро росли расходы по обслуживанию госдолга. После того, как к 1875 расходы по обслуживанию госдолга превысили пятьдесят процентов бюджетных поступлений, страна фактически признала себя банкротом, ограничив выплаты по своим ценным бумагам.

Начался голод. Массовое недовольство населения вскоре вылилось в восстания в Герцеговине, Боснии и Болгарии. Резня, устроенная турками в Болгарии, резко изменила общественное мнение в европейских странах, до этого активно сочувствующие “больному человеку Европы”.

Началась война между Турцией, с одной стороны, Сербией и Черногорией, с другой, в которую чуть позже на стороне братьев-славян вступила и Россия.

Под влиянием общественного мнения англичане воздержались от вмешательства, тем более, что Россия после поражения в Крымской войне уже не являлась “жандармом Европы”. Новая русско-турецкая война закончилась полным освобождением Болгарии и увеличением территории Сербии и Черногории. Русская армия стояла практически у стен Константинополя, но активное вмешательство англичан, испугавшихся новой русской гегемонии, остановило русского царя. Англия, по-видимому, в благодарность за поддержку, получила от Турции “в подарок” Кипр. Но еще до завершения этих событий, в 1876 Абдул-Азиз был свергнут с престола и, после драматичной и острой борьбы за власть, султаном стал Абдул-Хамид.

Обстоятельства прихода к власти нового султана представляют особый интерес, так как в свержении Абдул-Азиза особую роль сыграли “новые османы”, небольшая, но влиятельная группа по западному образованной имперской элиты, начавшей синтезировать новую имперскую идеологию на совмещении исламских и либеральных европейских ценностей. “Новые османы” стали первым опытом синтеза новотурецкой национальной идеи, отражавшим мироощущение высшей османской элиты XIX века, далекой от более широких кругов османской элиты, а, тем более, от народа. Но импульс был дан и случилось это в начале “предназначенного” для рождения новых национальных ценностей периода – “весной зимы”. Вскоре группа “новых османов” была разгромлена.

Абдул-Хамид представлял собой прямую противоположность своему предшественнику, он был аскетичен, трудолюбив, осторожен, замкнут и коварен. Он никому не доверял, управляя страной с помощью огромной армии шпионов и постоянной кадровой ротации, стремился держать как можно больше управленческих нитей в своих руках. Огромный бюрократический аппарат Империи вырос во время его правления до чудовищных размеров.

В 1882 англичане “как бы временно” оккупировали Египет. Еще раньше турки уступили французам Тунис. В 1897 Турция потеряла Крит.

Подавив “новых османов”, Абдул-Хамид сделал попытку найти точку опоры в панисламизме, идеологи которого были уверены в том, что все значительные достижения европейцев являются развитием арабских открытий. Христиан начали оттеснять, а арабов, курдов, албанцев, черкесов, напротив, приглашать “во власть”. Началась эскалация антиармянских настроений, поднявшихся, подобно грекам в начале века, на борьбу за свою независимость. Султан лично сыграл роль провокатора в кампании массовых убийств армян в 1894-96.

В начале 90-х годов разгромленная Абдул-Хамидом группа “новых османов” оказалась закваской в создании новой идеологии, ставшей, впоследствии, идеологией новой Турции. Движущей силой новой идеологии, получившей название движения младотурков (по названию эмигрантского журнала “Молодая Турция”) были уже не узкие высшие круги управленцев Империи, а студенты, курсанты и молодые офицеры. В отличие от просветительски-исламского характера идей “новых османов”, младотурки имели в качестве идеологической основы пантюркизм, турецкий патриотизм, конституционизм и либерализм (“отчизна, нация, конституция и свобода”). Уже в 1896 они сделали попытку государственного переворота.

Революция младотурков началась в 1906 году, и в 1908 революционеры взяли власть в Македонии. Посланные на их подавление войска перешли на сторону восставших. Абдул-Хамид вынужден был передать восставшим контроль над исполнительной властью и согласился на выборы парламента. В первые дни после победы революции на улицах Стамбула началось стихийное братание между мусульманами, христианами и евреями, даже между турками и армянами.

Но в 1909 коварный султан спровоцировал контрреволюционный мятеж, который был быстро подавлен. Во время мятежа прокатилась новая волна массовых убийств армян. Султан был лишен власти. Началась “якобинская” фаза революции: жесткие меры против оппозиции, отуречивание арабов, албанцев и других мусульман. С этого времени имя “турок”, до того вызывавшее в османской элите ассоциации с древним кочевником и современным невежественным крестьянином, стало гордым именем всей нации.

Уже через несколько лет Турция “отпустила” Ирак, Сирию, Палестину (в Азии), Триполитанию, Киренаику (в Африке), Македонию (в Европе). Но когда коалиция в составе Италии, Франции и Греции в 1916 вторглась в Анатолию - на территорию, заселенную преимущественно турками (родину турок–османов), она получила отпор. В 1915 году была устроена массовая резня армян, намного превзошедшая зверства Абдул-Хамида.

Последняя “священная” четверть “большой турецкой зимы” закончилась за семь лет до полного исчезновения Османской империи и рождения Турции. Турки, по сути, сумели эффективно использовать накопленный в предыдущие столетия “территориальный капитал”, рассчитавшись им за свою слабость в “зимние” века. Империя, терпя одно поражение за другим, медленно, но неумолимо сжималась до пределов, заселенных преимущественно турками. Национальная идея родилась на стыке и совмещении идеологий европейски образованной высшей элиты, больше европейской, чем турецкой (“новые османы”), идеологии исламской элиты (идеологии панисламизма) и проснувшихся древних духовных ценностей турка-тюрка: простого крестьянина, чиновника, торговца, солдата (идеологии пантюркизма). “Зоной совмещения” стали молодые турецкие офицеры и студенты, сыновья знатных и незнатных потомков османских завоевателей.

Что же спасло Турцию от раздела и превращения в колонию в XVIII-XIX веках, кроме накопленного “жирового запаса”, врожденного искусства дипломатии, европейских противоречий, “своих” греков и евреев?

Спасительной для Турции оказалась одна из базовых национальных ценностей, в которой были сплавлены идеи-чувства смирения перед судьбой как Силой, трагично-радостного ощущения вторичности личного бытия по сравнению с бытием Бога (Аллаха). Иначе нам не понять укоренившуюся еще в XIV веке жестокую традицию почти ритуального убиения султаном своих братьев, как возможных претендентов на трон. В течение двадцати-сорока лет претенденты на престол жили в своей “клетке” с перспективой либо быть задушенными шнурком (традиционный турецкий способ убиения), либо – вознестись во владыки мира. Причем, для большинства обитателей “клетки” вероятность фатального конца была несравненно выше вероятности счастливого продолжения жизни. Не фаталист в такой ситуации сошел бы с ума. Многие фаталисты, кстати, тоже надломились.

Фатализм, как положительная (созидательная) ценность, позволил османам спокойно воспринять новый исторический период поражений и унижений, как силу обстоятельств, как Силу. Не только постоянное ощущение Бога, но и живое ощущение Силы – вот содержание турецкого фатализма! Когда турок силен – он беспощаден, но беспощаден рационально (“так надо!”), когда турок слаб – он дипломат. Известно сравнение татарина, русского и турка перед лицом неизбежной смерти в бою. Татарин сражается до конца, пока не погибнет, русский бежит, но милости не просит, турок падает на колени и просит о пощаде (но не от трусости, а от “дипломатичности”).

Турки не просто фаталисты, они фаталисты-политики и фаталисты-дипломаты, их фатализм – это смирение не перед Судьбой, а смирение перед Силой или судьбой как силой. “Если сила на стороне врага, значит на его стороне и Аллах”. Поэтому турки, в начале XVIII века оценившие, что сила – в христианской Европе, стали активно к этой силе приспосабливаться, но не тупо, послушно или “идейно”, а прагматически и играючи. В конце XIX века они уже смогли “поставить на место” кое-кого из своих учителей, а в начале XX века нашли свой собственный путь, освободившись от остатков Империи, с удвоенной энергией и яростью защитив свою “исконно турецкую” землю.

Что ожидает Турцию в ближайшие полвека (в 2000-2050)? Это будет третьей четвертью “большой весны” или “средней зимой большой весны”. Это период молодой фанатичной экспансии, когда силы и интеллекта еще недостаточно, но идеализма и самопожертвования – через край. Вектор турецкой политики задан новой национальной идеей – это тюркский мир. Значит, по возможности, турки постараются создать что-то близкое к конфедерации тюркских народов, но очевидно столкнутся здесь с противодействием России, “иранской пробкой” между Каспием и Заливом (Индийским океаном) и с вектором китайской экспансии.

Пассивность Китая снова бы сделала основными соперниками Турцию и Иран, но в этом соперничестве Иран явно слабее, так как в регионе преобладают тюрки, велико и тюркское население в самом Иране. Шиитский Иран сравнительно изолирован в исламском мире, преимущественно суннитском. На стороне Турции также особые отношения с Европой и США, ее приличная экономическая мощь и вражда Ирана с Ираком.

В первой половине столетия Турция создаст особые отношения с Грузией и очень тесные отношения с Азербайджаном. Экономическое и культурное сотрудничество с Казахстаном и Узбекистаном также станет одним из турецких приоритетов. Роковой может оказаться роль Турции для российского Кавказа, так как турки будут стремиться расширить зону влияния на всем мусульманском Кавказе с неизменной поддержкой там исламских сепаратистов.