Обычно казахстанские историки считают, что только первый секретарь Казкрайкома ВКП(б) Филипп Голощекин и его сторонники были главными виновниками разразившейся хозяйственной катастрофы в Казахстане. Нередко, под влиянием понятных эмоциональных оценок, это мнение превращается в представление о чуть ли не умышленном уничтожении казахов, спланированном геноциде.
Однако, это точка зрения оказывается очень уязвимой к критике, поскольку ее сторонники не в состоянии представить общественности подтверждающие ее факты, например соответствующие «людоедские» высказывания Голощекина. Их нет, поскольку Голощекин крайне редко выходил за рамки стандартной партийной риторики того времени. Также нет ни одного документа, который можно было бы оценить как план геноцида. И дальше сторонники этой точки зрения становятся в тупик, поскольку не могут объяснить рациональную мотивацию хозяйственного руководства Казахстана накануне коллективизации и очевидным образом вывести из нее возникший голод, то есть представить действия руководства как причины губительного голода.
С первого взгляда кажется, что выхода нет, и потому многие исследователи писали и утверждали, что «документов о голоде не осталось». Это не так, просто нужно искать в другом месте, и искать по другим признакам. Такие документы, которые предопределили трагическую судьбу казахов в 1932 году, есть в фондах Госплана КАССР, где составлялся первый пятилетний план развития народного хозяйства Казакской АССР. В то время были даже широко опубликованы изложения содержания этих плановых разработок, из которых можно судить о том, что в них было.
В рамках первого пятилетнего плана развития и реконструкции сельского хозяйства, и был, по сути, разработан план уничтожения казахского кочевого скотоводства, что и привело к грандиозной хозяйственной катастрофе.
План освоения огромных площадей под пашни и расчеты получения огромного урожая, на которых основывались разработки первого пятилетнего плана развития сельского хозяйства, как на уровне СССР, так и на уровне КАССР, в которых рассчитывалось освоение 26,5 млн. гектар и сбор 9,7 млн. тонн зерна[1], повели плановиков дальше, к созданию плана уничтожения казахского кочевого скотоводческого хозяйства. Это только совершенно постороннему человеку Казахстан мог показаться страной с «пустующими землями», в то время как, в действительности, все земли были распределены и использовались для нужд пастбищного скотоводства.
В советской литературе было сказано очень много о дореволюционной политике земледельческой колонизации Казахстана, которая сопровождалась изъятием у казахов лучших земель, вытеснением скотоводов на малопродуктивные пастбища и даже в пески. По общим подсчетам, в Казахстане до 1917 года для русских переселенцев было изъято 30,7 млн. десятин земли, тогда как для ведения кочевого скотоводства оставалось около 212 млн. десятин земли[2]. Неизменно подчеркивалось, что простой кочевник до революции жил очень плохо, в нужде, и казахское население от тягот своего быта не только не росло, но и сокращалось.
Еще до революции сложилась концепция, которую условно можно назвать колониальным консенсусом, суть которой сводилось к некоторым пунктам. Во-первых, практически все экономисты и руководители считали кочевое хозяйство отсталым, а оседлое хозяйство – передовым. Во-вторых, магистральной дорогой развития сельского хозяйства Казахстана признавалось именно пашенное земледелие. В-третьих, существенной стороной консенсуса было стремление к колонизации степей переселенцами. В-четвертых, консенсус не отводил никакого самостоятельного места для казахского хозяйства, в особенности кочевого скотоводства.
Подобная концепция оправдывала всю политику в отношении кочевников. Этот колониальный консенсус сформировался в дореволюционной литературе и через нее оказал определяющее влияние на советских плановиков. Все планы развития сельского хозяйства были составлены, исходя из этих предпосылок.
После революции, хозяйственная политика в отношении кочевников, которая направлялась тем же самым колониальным консенсусом, быстро взяла на вооружение старые методы под новыми названиями, и продолжила дальнейшее земельное ущемление кочевников. Только теперь эта политика земельного ущемления кочевого и полукочевого населения не именовалась так открыто, а проводилась исподволь, во время сплошного землеустройства, начавшегося в 1925 году.
Землеустройство велось по твердым нормам, которые были установлены для трех районов Казахстана: земледельческому – 52 десятины на хозяйство, полукочевому – 150 десятин на хозяйство и кочевому – 550 десятин на хозяйство[3]. Уже само по себе землеустройство было стеснительным для кочевания, поскольку плохо сочеталось с использованием пастбищ, расположенных на расстоянии 20-30 и более км друг от друга. Однако наибольшее стеснение казахских хозяйств произошло в земледельческом районе, в котором были установлены нормы землепользования, характерные для русского переселенческого хозяйства. По данным обследования 1928 года, в Северном Казахстане на русское хозяйство приходилось в среднем 56,8 гектаров (52 десятины), тогда как на казахское – 244,8 гектаров[4]. При сплошном землеустройстве казахские хозяйства этого района теряли более 75% своей земли, и лишались возможности вести кочевое скотоводческое хозяйство и принуждались сильнейшим земельным стеснением к оседанию.
Это можно было бы считать манипуляциями с цифрами, если бы в материалах Госплана КАССР не была бы прямо указана цель оседания кочевых и полукочевых хозяйств: «Оседание 380 тысяч полукочевых и кочевых хозяйств … высвободит около 60-70 млн. гектаров, которые, главным образом, предназначаются для строительства крупных совхозов»[5]. Поразительная откровенность! В более поздней, уже послевоенной советской литературе такой откровенности уже не было, и о целях оседания казахских хозяйств ничего конкретного не говорилось. Но в конце 1920-х годов, и материалы Госплана КАССР это показывают, имелось совершенно четкое понимание, что под лозунгом оседания кочевников ведется, по сути, сгон казахов с земли, чтобы можно было построить совхозы и колхозы. Под совхозы выделялось 45 млн. гектаров «освобожденной» земли.
Чтобы не оставалось неясности в этом вопросе, приведем и другие высказывания об оседании кочевников. К.П. Каминский в своей публикации «Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана», сформулировал основные последствия оседания:
«Экономический же эффект оседания сводится к следующему:
1) освобождение пахото-способного земельного фонда,
2) совершается переход от архаичных и экстенсивных форм к культурным и интенсивным формам ведения сельского хозяйства,
3) в районах оседания увеличивается посевная площадь до 2300 тысяч га,
4) освобождается много оседающего сырья, кож, шерсти, хлопкового сырья и др. для крупной текстильной и кожевенной промышленности,
5) освобождается большое количество разного рода мяса для увеличения снабжения крупных пролетарских центров, и, наконец,
6) это даст возможность совхозам и промышленности получить до 300 тысяч рабочих, что в свою очередь означает создание коренного сельскохозяйственного и промышленного пролетариата»[6].
По сути, это планомерное ограбление казахов-скотоводов, с лишением им большей части средств к существованию.
Оседание, то есть сгон казахских хозяйств с земли, тесно связывался не только со строительством зерновых совхозов, но и с переселением в Казахстан, и во время подобного землеустройства предполагалось выделение переселенческого фонда: «Оседание кочевого и полукочевого населения высвобождает земельный фонд для совхозов и переселения, и будет содействовать интенсификации сельского хозяйства европейского населения»[7].
Госплан КАССР предполагал переселение в течение пятилетки 65 тысяч хозяйств, которые должны были занять площадь 630 тысяч гектаров. Всего же, должен был быть выделен переселенческий земельный фонд в размере 9 млн. гектаров[8].
Все это немного позже нашло отражение в официальных пятилетних планах по Казакской АССР. В одном из вариантов первого пятилетнего плана было указано, что планируется в течение пятилетки переселение 489,5 тысяч человек или 97,9 тысяч хозяйств, на что было выделено 158 млн. рублей[9]. Под переселение выделялась огромная площадь – 8,4 млн. гектар. Как видим, планы переселения в Казахстан постоянно корректировались в сторону повышения. Если в предварительных разработках было 65 тысяч хозяйств в течение пятилетия, то уже через полгода, в тексте пятилетнего плана это число выросло почти до 100 тысяч хозяйств.
Вот он, колониальный консенсус в действии. План развития сельского хозяйства в Казахстане во время первой пятилетки был, в сущности, колониальным планом, который предусматривал уничтожение кочевого скотоводческого хозяйства, сгон казахов с земли, и устройство на «освобожденных» землях крупных зерновых совхозов и переселенческих хозяйств. Плановиков не мало не заботило то, сумеют ли казахи-скотоводы адаптироваться к столь резким изменениям способа ведения хозяйства, готовы ли они применить новые способы хозяйствования, если ли для этого необходимые условия и ресурсы. Об этом в планах не сказано ни единого слова.
Подобный план, даже при образцовой постановке хозяйствования, при условии идеального снабжения населения всеми товарами, был составлен на грани геноцида в одном из его классических определений – лишения национальной группы средств к существованию. Даже в идеальных условиях огромный ущерб был бы нанесен культуре казахского народа, которая была основана на кочевом скотоводстве.
Но в экономических условиях начала 1930-х годов, когда государство возлагало на деревню колоссальное бремя продовольственного снабжения городов, строек индустриализации и обеспечения экспорта, но не могло дать достаточного количества материально-технических ресурсов, подобный план вел только к катастрофе и гибели, и больше ни к чему другому привести не мог. Крупные зерновые совхозы и масштабная распашка, огромный урожай красиво выглядел на бумаге, но на практике этот план не мог быть реализован. Так оно и получилось. Во время коллективизации в Казахстане кочевое скотоводство уничтожили очень быстро, лишили население средств производства и средств пропитания, но не смогли в столь же краткое время создать нового хозяйства.
На вопрос, был ли план геноцида казахского народа, можно ответить так. Плана именно геноцида, в котором были бы поставлены именно цели уничтожения народа, конечно, не было. Однако план развития сельского хозяйства был составлен таким образом, что в наличных условиях начала 1930-х годов, вел, по своей сути, к геноциду казахского народа, и другого возможного результата не имел. Плановики, составившие его, несут полную ответственность за губительный голод, так же как Филипп Голощекин и его ближайшие сподвижники. Они были специалистами, взявшими на себя ответственность предложить коренное переустройство хозяйства, кормившего миллионы человек, в самые сжатые сроки. Они были обязаны учесть все обстоятельства и условия. Мнения типа: «они не предполагали», «они не могли учесть» - их не извиняют ни в малейшей степени, поскольку элементарнейший подсчет показывал совершенную нереалистичность выдвинутых планов, поскольку для распашки запланированной к освоению площади – 26,5 млн. гектаров, не было ни тракторов, ни топлива, ни конной тяги.
[1] Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 4-6
[2] Шахматов В.Ф. Казахская пастбищно-кочевая община. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1964, с. 121
[3] Весь Казахстан. Справочная книга. 1931. Алма-Ата, 1931, с. 71
[4] Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 48
[5] Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 2
[6] Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 7
[7] Поднек А., Павлов К. Казакстан в системе народного хозяйства СССР. Алма-Ата, 1930, с. 24
[8] Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 9
[9] Пятилетний план развития народного хозяйства и культурно-социального строительства Казакской АССР (1928/29 – 1932/33 годы). Алма-Ата, «Издательство Госплана Казакской АССР», 1930, с. 62
geokz.tv
Ещё по теме:
Валерий Михайлов: Во время голода в Казахстане погибло 40 процентов населения
Михайлов, В.Ф.Хроника великого джута: документальная повесть. - Изд. 2-е, перераб. и доп.
