3. ЗЕМЛЯ И ВОДА СКВОЗЬ ПРИЗМУ ГЕОПОЛИТИКИ:
ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ КОНФЛИКТНЫХ ПОЛЕЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

Узбекский ученый А. Ильхамов указывает, что "Средняя Азия не имела традиций государственного строительства по национальному признаку..., и все существовавшие здесь до российской колонизации государства образовывались по династическому или территориальному принципу" (45). С этим полностью согласен российский историк Г.Мирский: "люди /в Центральной Азии - прим. автора/ испокон веков делились на оседлых и кочевников ... Таких государственных образований, как Узбекистан, Таджикистан или Туркменистан, никогда в истории не было" (46).

Сравнение карты дореволюционных Бухарского и Хивинского ханств с ныне существующими границами Таджикистана, Узбекистана и Туркмении показывает их полное несовпадение. Попытки этнореформаторства большевиков путем "воссоздания" народов и границ в Центральной Азии также далеко не везде можно признать успешными. Как отмечает историк А.А. Гордиенко: "процесс выявления границ будущих республик.... нередко вызывал серьезные споры и проходил в обстановке острой классовой борьбы"(50).

Возможное недоумение по поводу "классовой борьбы" между народами рассеивается если обратиться к первоисточникам. Специальное постановление Средазбюро ЦК ВКП(б) от 15 июля 1924 года пункт десятый гласит: "при проведении границ между отдельными республиками .... должны быть тщательно учтены все условия, благоприятствующие той или иной национальности. Максимальное внимание должно быть уделено именно наиболее слабым и отсталым национальностям" (50). Далее Гордиенко поясняет, что "узбеко-казахские и киргизские напряженные взаимоотношения в Туркестане и Бухаре создались вследствие неимоверного разорения казахского и киргизского населения .... русским и узбекским капиталом" (51). Отсюда следует, что более угнетенные казахский и киргизский народы получили при территориальном размежевании определенные преимущества перед теми же узбеками. Однозначно, обиженными в результате размежевания считают себя представители “коренного древнейшего народа Средней Азии” таджики (52).

Несколько ранее, в 1921-м году, председатель казахстанского Адаевского ревкома Тобонияз Алниязов во главе трехтысячного войска совершил конный поход в глубь соседней Хорезмской республики, заняв город Кунград в устье Амударьи (54). Впоследствии, тот же Т.Алниязов и другие племенные лидеры адайцев, протестуя против упразднения Адаевского административного округа, ультимативно требовали от центральных властей восстановления округа, иначе они "будут добиваться присоединения адаевских земель к Туркменистану или Дагестану". Выполняя угрозу, весной 1930 года "около 500 зажиточных хозяйств" откочевало из Казахстана в Туркмению (54).

С подобным регионально-племенным автономизмом в 1930-х годах власти легко справились расстреляв и сгноив в лагерях большинство авторитетных вождей самого воинственного племени Младшего Жуза. Но что делать при возобновлении подобных настроений сейчас? Казахстанский социолог Азимбай Галиев прямо пишет: "Будут противоречия и между самими казахами (ближайшие 5-6 лет)", "потому что регионы развиваются неравномерно", "каждый регион будет защищать свои интересы, поэтому в республике усилится политическая борьба" (55).

Как уже было сказано, на достаточно большой территории этнический принцип "советских границ" соблюден нечетко или вообще отсутствует. Если туркмено-узбекские, узбеко-киргизские и киргизско-казахские рубежи хотя бы в общих чертах соответствуют карте расселения упомянутых народов, то границы Узбекистана-Таджикистана, Узбекистана-Казахстана и Таджикистана-Киргизии (то есть практически половина центральноазиатских пограничных знаков) стоят в чуждой среде обитания. Даже самый общий взгляд на этническую карту Центральной Азии однозначно показывает, что узбеки населяют большую часть бывшей Курган-Тюбинской области Таджикистана, а казахи преобладают едва не на половине узбекской Каракалпакии.

Только самонадеянным строителям нового светлого будущего вообще могла прийти в голову мысль сначала "самоопределить" народы, а потом "подтянуть" под них территории. Ведь дело в том, что и узбеки и таджики и туркмены (в меньшей степени), как единые этнические общности на момент "сформирования" их государственности не существовали. Более того, тот же А.Ильхамов пишет, что "узбеки до сих пор представляют собой неоднородную, окончательно не сформировавшуюся этническую группу"(56). Несмотря на (а может и благодаря) высокоразвитой культуре и прошлому историческому величию, Азия (по крайней мере Средняя) этнически не идентифицировала себя по происхождению или антропологии, основным фактором "выделения" из общей среды были: или хозяйственная деятельность (кочевники-некочевники), или место проживания. Тут все дело в цивилизационных отличиях Запада и Востока, Европы и Азии, которые требуют отдельного, пристального изучения.

В этом смысле отчасти прав английский советолог Олаф Кароу указывавший на "искусственность" границ республик Средней Азии, созданных "по указке сверху" при доминировании двух признаков: языка и ирригации (57).

Хотя, все гораздо сложней, главным определяющим фактором советского "границеобразования", вне всякого сомнения, был экономический или хозяйственный, затем уже шел этнический или национальный, “классовый” и, далее, присоединялись субъективные стремления региональных элит "выбить" под свое управление как можно больше территории. Основной задачей образования Узбекской Республики после размежевания 1924 года и связанного с ним подъема национального самосознания должно было явиться "ускорение процесса формирования народа из конгломерата племен" (58).

Переписи 1920 и 1926 годов упорно фиксируют на территории современного Узбекистана весьма значительные по численности национальные группы не только уже упоминавшихся “кураминцев”, но и "тюрков", "кипчаков", "джалаиров", "кунгратов", "думенов", "ктаев", "багринов", "митанов", "найманов" и мн. др.

Причем, если некоторые из этих этнических групп хоть как-то можно считать "узбекскими", то кипчаки, найманы, джалаиры Узбекистана есть, вне всякого сомнения, единоэтнические братья казахским племенам Старшего (джалаиры), Среднего (найманы, кипчаки) Жузов. Современник событий И.И.Зарубин вообще утверждает, что "передовые слои сартовского общества [именно так русские называли "узбеков" и шире - все оседлое население Средней Азии вплоть до 1920-х годов - прим. автора] приняли исторически несвойственное им имя узбеков" (59).

Даже официальные ученые суверенизировавшегося Узбекистана вынуждены признать, что "целенаправленное изучение процессов этногенеза и этнической истории узбекского народа еще не доведено до конца и требует дальнейших и комплексных исследований" (60).

В силу ряда причин, основная из которых: хозяйственно-урбанистический принцип этногенеза "по-советски", горожане и земледельцы - "сарты" и стали, в основной массе, узбеками. Обильно метисированные потомки древнего, автохтонного, ирано-арийского населения - таджиками. Кочевники монгольского и происхождения - казахами, киргизами, туркменами и каракалпаками.

Следующий "подводный камень" советской национально-территориальной политики - "классовый" подтекст национальной политики, при которой цивилизационную "обделенность" кочевников стали компенсировать территориями "угнетавших" их земледельцев. Несмотря на всю тяжесть идеологического пресса национальные обиды просматриваются даже в текстах советских историков того же Узбекистана. Так, Х.Турсунов в форме "беспристрастной констатации" пишет: "Сайрамская и Кара-Булакская волости бывшего Чимкентского уезд, некоторые волости бывшего Туркестанского уезда Туркестанской республики, населенные в основном узбеками, но расположенные среди казахских районов и экономически тесно связанные с ними /.../ были включены в КазССР, ибо соединение этих районов с Узбекистаном /.../ привело бы к нарушению экономической и территориальной целостности Казахской Советской республики (61).

Особенно большие трения возникли при размежевании Узбекистана и Таджикистана.

Процесс формирования "исторических" границ в советской Азии можно проследить на примере Казахстана. Как известно, точные рубежи кочевое государство иметь не могло, тем более остатки независимости Казахские ханства утратили еще в начале XIX века, значит - административные линии, установленные царизмом, принять за основу в реконструкции реальной этнической границы нельзя. Первое советское центральноазиатское государственное образование в лице Туркестанской АССР полностью копировало, только под другим названием, царское Туркестанское генерал-губернаторство, аналогичное положение складывалось и на областном, губернском и т.д. уровнях. Детальные и достаточно скрупулезные переписи населения (экспедицией Щербины и т.д.) мало чем могут помочь, так как современная граница проходит по территории существовавших до 1924 года полунезависимых от России-СССР Хивинского и Бухарского ханств (затем, соответственно, Хорезмской и Бухарской Народных Республик), полная перепись населения которых ни до, ни после революции не проводилась вообще.

После восстановления казахской государственности в виде Киргизской Автономной ССР (август 1920), к ее территории на юге были отнесены 4-я и 5-я адаевские волости Красноводского уезда Закаспийской области. Тем самым отрезок границы между Каспийским и Аральским морями проходил южнее залива Кара-Богаз-гол и на Устюрте значительно восточнее нынешней границы с узбекской Каракалпакией. После национально-территориального размежевания 1924 года и образования на базе Бухарской, Хорезмской и Туркестанской республик "суверенных" советских - Узбекистана, Туркменистана, Таджикистана и Киргизии, к Казахстану отошли современные Кзылординская, Южно-Казахстанская, Таразская, Алматинская и Талдыкорганская области.

При этом, размежевание происходило в жарких и долгих дискуссиях. Разгорелся противоречивый спор о принадлежности Ташкента и прилегающих земель, населенных примерно в равной пропорции представителями разных народов (точные цифры по городу Ташкенту: узбеки - 45 %, казахи - 26 %, курама - 9 %). По мнению казахстанского историка А.Нусупбекова схлестнулись местнические концепции строительства "великоузбекского" и "великоказахского" государств, плюс - претензии идеологов "большой Киргизии" (62). О сложности вставшей проблемы ярко свидетельствует пример пресловутой народности "курама", которых казахи считают "обузбеченными" казахами, а узбеки, естественно, наоборот. Учитывая, что были и природные сторонники "кураминского" национального возрождения, узел противоречий временами казался абсолютно неразрешим.

Добавляла хвороста в костер споров каракалпакская проблема. Узбеки, ссылаясь на опыт многовекового совместного проживания в рамках Хивинского ханства, тянули их к себе, казахи, указывая на единые этнические корни, сходный образ жизни и изрядный процент своего населения, предлагали объединиться с ними. Сами каракалпаки, опять таки, объединяться ни с кем не хотели и требовали автономии в рамках России, так как со времен "черных клобуков" были с ней исторически связаны.

Следует особо подчеркнуть, что указанные "территориально-этнические" споры шли не дни или месяцы, а годы, и даже - десятилетия: создавались и переформировывались комиссии, приводились доводы и контрдоводы в пользу отмены или изменения уже принятых решений. Так в 1924 году был достигнут определенный компромисс: узбеки получили большую часть Ташкентского уезда (сам город и 21 из 31 волости), казахи - присоединили к себе на правах автономии Каракалпакию. При этом в 1925 году каракалпакам уже внутри Казахстана была передана часть адаевских земель (ни много ни мало, около 55 тысяч кв. км. территории, примерно треть современной Республики Каракалпакстан).

Затем, в 1930 году, победила точка зрения каракалпакских "автономистов", Республика вышла из состава Казахстана и вплоть до середины 1930-х годов напрямую входила в Российскую Федерацию. В 1936-м круг замкнулся - было принято решение, а в 1937-м году произошло реальное присоединение Каракалпакии к Узбекистану, в рамках границ в свое время уступленных Казахстаном.

Надо отметить, что ряд территорий в середине 1920-х годов вообще имел статус "спорных", а именно: Шурахановский уезд и три волости Ташкентского уезда бывшей Сырдарьинской области. Об их судьбе чуть позже.

Существенную часть своей южной территории Казахстан утратил в декабре 1932 года, когда исключительно из экономических соображений Туркмении были переданы районы соляных промыслов залива Кара-Богаз-гол. Граница была перенесена с южной на северную сторону залива так как союзное правительство хотело занять туркмен хоть какой-нибудь промышленной деятельностью, а кроме соли других полезных ископаемых у них и поблизости в то время открыто не было. Впоследствии, по словам Д.А.Кунаева Никита Сергеевич Хрущев намеревался передать Туркмении и Мангышлак, опять-таки из экономических соображений, но удалось отговорить его от этой затеи (63). Пример Крыма "подаренного" Украине примерно в это же время, свидетельствует о реальной возможности подобной "сделки" в условиях "нерушимого Союза".

Но эти перечисленные территориальные уступки Казахстана на юге (западная треть Каракалпакии и Кара-богаз-гол, кстати, залив ныне практически высох и кроме богатейших запасов соли представляет собой территорию площадью порядка 12 тыс.кв.км.), хотя бы не имеют продолжения в истории. Назарбаев, стремясь удержать за собой и без того огромные территории, выступает категорически против какого бы то ни было пересмотра "советских" границ в постсоветское время и не предъявляет претензий ни к одной стране.

Другое дело вопрос о пресловутых "10-ти (плюс расформированная - Булаевская, одиннадцатая) волостях ташкентского уезда, полученных в свое время Казахстаном при размежевании Туркестанской АССР (1924-25). Ныне это основная часть территории трех районов Южно-Казахстанской области - Кировского, Мактааральского (бывш. - Пахтааральский) и Жетысайского (всего - около 2-х тысяч кв. км.), а также угодья узбекских совхозов им. Ахунбабаева и Жамбыла. Именно эти земли, точнее их государственная принадлежность, вызвали наиболее горячие споры в 1924 году: этнические карты и исторические обоснования мало помогали в аргументации, так как население состояло примерно поровну из казахов и узбеков, расселено было крайне пестро и жило бок о бок уже не первый век.

Но узбекское руководство не смирилось с данным положением и стало периодически поднимать в различных союзных инстанциях вопрос о "возвращении" земель. Были придуманы и солидные обоснования: единая хлопковая специфика производства Узбекистана и указанных районов, фактическая отрезанность последних от территории Казахстана разливом Чардарьинского водохранилища, изменившаяся этнодемографическая ситуация в регионе. Вот когда стало окончательно ясно, что земли в Центральной Азии на всех не хватает. Избыток трудовых ресурсов Узбекистану просто некуда было деть.

"Нажим" узбекского правительства постепенно приносил плоды: в июле 1946 года Постановлением Совета Министров СССР за N 1509 Узбекистану было предоставлено право аренды сроком на 10 лет 151,6 тысяч га земли. Казахстану тоже разрешили арендовать узбекскую землю, но только - 8,5 тысяч га.

Указанная "взаимовыгодная" аренда продлевалась в 1955 году на 25 (приказ Минсельхоза СССР N 623 от 31 декабря 1955 г.) и в 1981-м на 10 лет (опять таки письмо Минсельхоза СССР N 011-25/392 от 7 апреля 1981 года). Кроме того, в января 1956 года по просьбе братского народа Узбекистану были переданы земли т.н. "большого голодностепского массива" и целиком Бостандыкский район Южно-Казахстанской области. Выступая на сессии Верховного Совета Узбекистана тогдашний 1-й секретарь ЦК Компартии Узбекистана Ш.Р.Рашидов сказал по этому поводу: "Только у нас, в стране победившего социализма, где неуклонно осуществляется ленинская национальная политика Коммунистической партии, возможно такое братское сотрудничество, основанное на взаимных интересах между суверенными союзными республиками" (67). Затем, в декабре 1962 года Н.С. Хрущевым было принято решение окончательно уступить Узбекистану три хлопкосеющих района Казахстана, что и было сделано.

После отставки Хрущева Д.А.Кунаев приложил немало сил чтобы восстановить положение. В своих мемуарах он пишет: "После ухода Хрущева на пенсию по моему настоянию районы были возвращены обратно, за исключением двух совхозов и 500.000 овец, а также части земель, переданных ранее" (68). Упомянутые совхозы (им. Ахунбабаева и Жамбыла) были созданы на "новообретенной" территории узбекским правительством в 1964-м году, построены центральные усадьбы с соответствующей инфраструктурой и жилыми домами для более чем 5-ти тысяч рабочих.

Как бы то ни было, большую часть "трех районов" удалось возвратить. Срок аренды оставшихся 150-ти тысяч гектаров истек в апреле 1991 года. Накануне, в декабре 1990-го Узбекское правительство обратилось в Алма-Ату с просьбой продлить договор еще на 25 лет. Руководство тогдашней Чимкентской области выступило категорически против продолжения бесплатного торга землей и 22 апреля 1991 года специальным распоряжением премьер-министра Казахстана У.Караманова за N 63 была образована Рабочая комиссия по урегулированию межреспубликанского землепользования. Аналогичную группу сформировало и правительство Узбекистана. Но конструктивного диалога никак не получалось: выработанное в феврале 1992 совместное постановление комиссий о прекращении с 1 марта 1992 года срока пользования землями и передаче совхозов (население которых преимущественно казахи) в ведение Казахстана получило "видимую" поддержку обоих правительств, но на деле - не реализовано.

Трудно и юридически бесперспективно оспаривать очевидные факты: взятое взаймы надо отдавать в срок, поэтому узбекское руководство, не выступая в открытую против самого решения, стало всячески тормозить его реализацию на практике. По конкретной организации возврата земель и определения условий передачи совхозов Кабинет Министров Казахстана обратился с письмом (12 марта 1992 г. за N 21-28/13-65) к Правительству Узбекистана, но никакого вразумительного ответа так и не дождался. 20 июня 1993 года сменивший У.Караманова С.Терещенко вынужден был воссоздать рабочую комиссию (распоряжение N 263 от 20 июня 1993). "Протянув" время, узбеки в ответ существенно ужесточили свою позицию.

Очередное "межкомиссионное" обсуждение в августе 1993 года началось (да и закончилось) настоятельной просьбой представителей Каримова пролонгировать аренду хотя бы на 10 лет. Казахстан с этим не согласился, но похоже его мнение коллег по "договорному процессу" уже не интересовало. После бесплодных препирательств члены казахстанской рабочей комиссии единодушно рекомендовали своему правительству принять в одностороннем порядке решение о восстановлении юрисдикции над совхозами, но Кабинет Министров ограничился только очередным письмом к дружественному соседу (27 августа 1993 г. N 21-28/12232) с просьбой в очередной раз "определиться с условиями передачи земель... и сообщить об этом Казахстану". Конструктивного ответа нет по сей день.

Кроме того, Узбекистан дополнительно, на уровне местных администраций, арендует у Казахстана как минимум два хозяйства (население - 6,5 тысяч человек) в Южно-Казахстанской области (69) и земли в Саркандском районе Талды-Курганской области.

Следует отметить, что проблема "южных границ" для Казахстана не ограничивается только трениями с Узбекистаном. Схожая ситуация сложилась на казахстано-киргизском участке границы. Согласно заключенному 3 мая 1993 года "Соглашению о межреспубликанском пользовании землями" (подписан премьер-министрами Казахстана - С.Терещенко и Кыргызстана - Т.Чынгышевым), до 1 января 1996 года подлежали взаимовозврату арендованные в разное время площади: от Киргизии к Казахстану - урочище Тау-Чилик на границе Иссык-кульской и Алматинской областей, площадью - 73,6 тысяч гектаров и урочище Кенес-Анархай на границе Чуйской и Жамбылской областей - 470,2 тыс. га.; от Казахстана к Кыргызстану - урочище Кок-Ойрон на стыке Алматинской и Чуйской областей - 31,7 тыс. га., урочище Сусамыр между Жамбылской и Чуйской областями - 69,9 тыс. га., урочище Чаткал-Сандык на границе Жамбылской и Джелал-Абадской областей - 30,5 тыс. га., а также территории скотопрогонов между Жамбылской и Таласской областями - 6,9 тыс. гектаров. Итого: Казахстан должен был возвратить 139 тысяч гектаров земли, Кыргызстан - 697,7 тысяч (72).

Интересный нюанс - большая часть арендованных земель возвращаемых Казахстаном Киргизии ранее ему и принадлежала. По национально-территориальному размежеванию середины 1920-х годов урочища Сусамыр, Кок-Ойрон, Челек, Кар-Кыра и другие, были отведены Казахстану, как населенные преимущественно казахами. Но 3 мая 1927 года Президиум ВЦИК СССР, удовлетворяя настойчивую просьбу правительства Киргизии, передал ей Сусамыр, а 10 сентября 1930 года - специальным постановлением "О границах между Казахской и Киргизской АССР" Кок-Ойрон, Челек и другие земли.

Сопротивление принятию этого решения оказали, как правительство Казахстана, так и население указанных районов. Особенно это касается жителей благодатного Сусамыра (на момент "добровольного" обмена там находилось 5,5 тысяч хозяйств кочевников и 0,5 миллионов голов скота). Потребовалось особое соглашение правительств Казахстана и Киргизии "О пользовании пастбищами Сусамыра" от 18 июля 1928 года. Последнее предусматривало создание специального Сусамырского джайлоонского совета, в состав которого непременно должны были входить 2 представителя от Казахстана, причем за одним из них квотировалась должность заместителя председателя совета. Отдельным "определением" фиксировалась граница совета и регламентировался порядок управления. Некоторое время, Сусамыр и подобные ему территории имели особый статус "межреспубликанских джайлау", находящихся "в общем пользовании скотоводов обеих республик” (73). Впоследствии, от практики подобного кондоминиума союзные власти отказались и земли "межреспубликанских джайлоо" целиком отошли к менее экономически развитой Киргизии, хотя национально, географически и транспортно тяготели к Казахстану.

Возвращаясь к проблеме казахстано-узбекских территориальных споров следует отметить, что складывается впечатление будто Казахстан контактировал (и продолжает это делать) с двумя различными "Республиками Узбекистан". С одной договаривается о Центральноазиатском союзе и прочей интеграции, со второй не может востребовать давно просроченные долги.

Очень двусмысленно в этом плане прозвучали некоторые мысли недавнего интервью президента И.Каримова узбекскому телевидению: "для нас проблема из проблем" - "выход к Индийскому океану", "если сумеем достичь и этой цели, то.... мне просто больше не о чем будет мечтать". "Путь к океану не только ведет к достижению экономической и политической стабильности, эта дорога имеет важное духовное значение. Вспомните: разве не тем же путем следовал наш великий предок - полководец и поэт Захириддин Мухаммад Бабур? А в Герате покоится прах другого нашего великого предка - Хазрета Мир Алишера Навои. И не мечта ли каждого узбека - побывать у его могилы и поклониться его праху?!" (75). "Земли предков".., "мечта всей жизни".., "Индийский океан".., что-то очень знакомое ассоциируется с подобным смысловым рядом.