Может ли российский бизнес скупить перспективные казахстанские компании, возможны ли рейдерские захваты собственности? Какие факторы ставят под сомнение реализацию перспективных инновационных проектов?
Приспособлены ли для инновационного развития политическая система Казахстана и экономические структуры? Есть ли у нас в кармане серьезный козырь в глобальной игре за выживание? Об этом и другом – в беседе с политологом, директором Группы оценки рисков Досымом Сатпаевым.
- Досым, если не ошибаюсь, этой весной Вы сказали, что создание Таможенного союза может привести к серьезным последствиям для развития Казахстана, и не только в экономической сфере. Интеграционное соитие началось. Ваши опасения подтверждаются?
- Об экономических последствиях создания Таможенного союза пускай спорят экономисты. Меня, как политолога, больше интересует этот проект с политической точки зрения, хотя граница между экономическими и политическими последствиями может быть очень и очень прозрачной. Взять хотя бы экономическую экспансию России в Казахстан, которая ускорится после принятия Таможенного кодекса. В этом случае российский бизнес, имеющий гораздо больший доступ к банковским кредитам, может скупить более или менее перспективные казахстанские компании.
Увеличение присутствия российского бизнеса в Казахстане автоматически трансформируется и в рост определенного политического влияния России внутри страны. В частности, не исключена интеграция российского и казахстанского олигархических капиталов. Побочным последствием такого сценария могут быть рейдерские захваты собственности, в чем российские бизнес структуры уже имеют опыт. В этом случае не исключены и конфликты с крупными иностранными компаниями, работающими в Казахстане в добывающей отрасли. Со временем в Казахстане явно сформируется российская группа давления, тем более, что в казахстанской элите немало выпускников российских вузов.
Кроме того, формирование Таможенного союза позволит России создать определенные ограничители для экономической активности со стороны Китая, а тем паче, если в среднесрочной перспективе в Таможенный союз войдут Кыргызстан и Таджикистан.
- В каком состоянии, на Ваш взгляд, находится сегодня экономическая ситуация в Казахстане?
- Если судить по отчетам МВФ или международных рейтинговых агентств, то казахстанская экономика вроде бы смогла выбраться из ямы кризиса. Другой вопрос, какой ценой? Речь идет не столько о тех $19 миллиардах, которые мы уже потратили в рамках антикризисной программы, сколько об уроках над ошибками, так как крайне важным является попытка понять, какой будет посткризисная модель казахстанской экономики в целом.
В одной из своих статей я уже отмечал, что до кризиса экономическая система в Казахстане оказалась дефектной, система распределения общественного продукта несправедливой, конкурентная среда неразвитой, экономическая идеология размытой, а потребительский бум, в условиях низкой производительности труда, опасным. Не хотелось бы, чтобы мы снова пошли по этому пути, в противном случае это приведет к потере самого ценного ресурса в современном мире, каковым является время. Ведь пока Казахстан будет ходить по кругу своих мнимых экономических достижений, другие страны сделают резкий рывок вперед, обрекая нас в лучшем случае на вечно «догоняющую модернизацию», а в худшем, на роль периферии.
Кто-то, конечно, скажет, но мы ведь не стоим на месте, вот, например, приняли форсированную индустриально-инновационную программу. Отлично! Но кто мне скажет, чем форсированная индустриально-инновационная программа 2010 года отличается от просто индустриально-инновационной программы, которую приняли несколько лет назад? Мы опять наступаем на одни и те же грабли, делая акцент на количестве проектов и объеме освоенных денег, часть которых, судя по данным Счетного комитета, уходит не по назначению.
Более того, все наши чиновники страдают странным заболеванием под названием финансовый склероз, при котором абсолютно отшибает память касательно того, куда и сколько уже потрачено на всякие индустриальные, инновационные, прорывные, конкурентные и прочие программы за последние годы.
Например, не так давно был поднят вопрос о том, что на индустриально-инновационное развитие в 2003—2009 годах из государственного бюджета было выделено около $11,6 миллиардов, которые в основном пошли на приобретение финансовых активов и увеличение уставного капитала институтов развития. В результате институты есть, а инновационного развития и денег нет. Прорывные проекты превратились в «подрывные» с точки зрения нанесенного финансового ущерба для бюджета страны. Такое положение вещей ставит под сомнение реализацию любых инновационных проектов по нескольким причинам.
Во-первых, инновационная экономика вступает в противоречие с номенклатурным консерватизмом и коррупцией. Во-вторых, в инновационном развитии не заинтересованы многие бизнес структуры, так как это не является критерием повышения конкурентоспособности внутри страны. Наглядный пример связан с нежеланием казахстанских банков участвовать в кредитовании реального сектора экономики, несмотря на рост избыточной ликвидности с начала этого года до $12 миллиардов. Эти цифры недавно были озвучены Григорием Марченко. Банки предпочитают держать деньги на депозитах Национального банка. Вот и выходит, что, как и двадцать лет назад, все сценарии развития экономики Казахстана до сих пор увязываются именно с ценой на нефть.
К примеру, в начале марта этого года тот же Национальный банк Казахстана представил «Основные направления денежно-кредитной политики на 2010 год», где планирует три сценария развития экономики Казахстана в зависимости от средних цен на нефть. При этом первый и второй сценарии, предполагающие уровень цен на нефть в $30 и $50 за баррель, являются синхронизированными и согласованными с оценками правительства. А третий сценарий определен на уровне $70 за баррель.
Возникает вопрос, почему инновациями не занимались, когда цена на нефть доходила до $147 за баррель? Все очень просто. Ни политическая система страны, ни экономические структуры не приспособлены для инновационного развития. И дело не только в коррумпированности наших чиновников, живущих по принципу: после меня хоть потоп, а в отсутствии человеческого капитала. Его за эти годы мы не нарастили, а растеряли. Вот и выходит, что конкурс на таможенное дело составляет 50 человек на место, а вакансии на технические специальности остаются практически пустыми.
- Значит, Вы уверены, что корни многих наших экономических проблем лежат в политической плоскости?
- Я считаю, что многие проблемы экономического развития, хотим мы того или нет, упираются в несовершенство политической системы, ведь структура казахстанской экономики с самого начала выстраивалась под политическую конструкцию, а не наоборот. В результате мы имеем одну из форм корпоративизма, когда произошло окончательное сращивание экономической и политической элит. При таких условиях, как отмечают некоторые эксперты, развитие казахстанской экономики идет под давлением трех факторов.
Первый — сырьевая ориентация, второй — очаговое, неравномерное развитие как регионов, так и отраслей, принцип «вечных локомотивов», третий — монополизм и отсутствие рыночной конкуренции.
Казахстанские власти постоянно ищут образцы для подражания, к которым можно отнести сингапурскую, малазийскую или даже финскую модели развития. Но отличием от Казахстана является то, что в основе всех этих моделей априори лежала успешная административная реформа. У нас же наоборот, необходимость проведения административной реформы связано с тем, что ее отсутствие начинает тормозить развитие экономики в целом, снижая ее конкурентоспособность. Поэтому, наверное, неудивительно, что высокий уровень адаптации к казахстанским экономическим условиям, кроме крупных транснациональных компаний, демонстрирует также бизнес из России, Китая, стран Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока.
В значительной степени это связано с тем, что для компаний из этих стран и регионов, существующие правила экономической игры, как, например, высокий уровень коррупции и непрозрачная система управления более привычны, чем для компаний из других стран. Инвесторам, готовым вкладывать деньги в долгосрочные инновационные проекты на территории республики, следует иметь в виду высокий риск изменения политической и экономической обстановки после ухода действующего президента, который является одним из главных инициаторов индустриально-инновационного развития Казахстана.
- Кстати, давайте поговорим немного об инвесторах. Насколько известно, Ваша организация «Группа оценки рисков» давно работает с иностранными инвесторами в сфере оценок политических и инвестиционных рисков. Какие сейчас процессы происходят в этом диапазоне с учетом увеличения трений и конфликтов между крупными иностранными компаниями и казахстанским правительством?
- Действительно, последние восемь лет основными партнерами «Группы оценки рисков» являются в большинстве своем иностранные компании, в том числе в добывающей сфере. И надо отметить, что сейчас потребность в нашей аналитической продукции возросла, так как инвестиционные правила игры начали серьезно меняться. Один из наших клиентов сказал мне как-то: «У вашей организации есть одно преимущество — вы зарабатываете на неопределенности». К сожалению, политическая и экономическая неопределенность в Казахстане нарастает с геометрической прогрессией. При этом, если речь идет о добывающей сфере, многие ошибаются, когда говорят лишь о недавних изменениях правил игры в этой области, особенно в условиях кризиса.
- Вы полагаете, что все началось намного раньше?
- По нашим наблюдениям, да. Если временной интервал с 1991 по 2002 годы можно было назвать периодом режима наибольшего благоприятствования для привлечения иностранных инвесторов и их деятельности, то с 2002 года и по настоящее время мы наблюдаем политику введения инвестиционного паритета, когда был принят новый закон об инвестициях. Если вы помните, в нем отменялась 6-я статья старого закона «Об иностранных инвестициях», согласно которой государство брало на себя обязательства не предпринимать действий, ухудшающих положение инвесторов. По сути, с этого момента Казахстан приступил к формированию новой базы законодательства для сырьевой отрасли. Главное ее отличие от предыдущей версии состоит в закреплении новых приоритетов в формировании инвестиционного климата. Правительство хочет, чтобы компании, пришедшие в страну более десяти лет назад, наконец, перестали делать акцент на инвестиционные риски Казахстана.
- Что это означает?
- Это означает, что они должны согласиться на увеличение налоговых выплат в государственный бюджет. То есть платить столько, сколько требует сегодня стандартный налоговый режим Казахстана. При этом главная задача правительства на данный момент заключается в том, чтобы, во-первых, увеличить финансовые поступления в бюджет страны от деятельности иностранных добывающих компаний.
Во-вторых, заставить нефтегазовые компании участвовать в реализации форсированной индустриально-инновационной программы. Учитывая, что в условиях кризиса серьезный удар был нанесен по многих отраслям, добывающий сектор опять должен сыграть роль локомотива для всей экономики страны.
Что касается Соглашения о разделе продукции (СРП), то правительство Казахстана стоит перед выбором двух моделей поведения: либо пересмотреть все СРП, включая Тенгиз, Кашаган и Карачаганак, но тогда возможны серьезные скандалы, либо принять такие национальные законы, которые вступили бы в противоречие с СРП. В этом случае правительство всегда сможет ссылаться на обеспечение национальной безопасности и защиту национальных интересов. Ставка, скорее всего, была сделана на второй путь, об этом говорит недавнее принятие закона «О недрах и недропользовании».
С другой стороны, последние заявления Президента об ужесточении контроля над деятельностью иностранных добывающих компаний и увеличении их участия в реализации новой форсированной индустриально-инновационной программы, указывают на то, что Нурсултан Назарбаев с самого начала поддержал основные положения нового закона.
- Как Вы думаете, посредством каких мер будет ужесточена инвестиционная политика по отношению к нефтегазовым компаниям?
- Во-первых, через увеличение казахстанского содержания в деятельности добывающих компаний. Во-вторых, через привлечение иностранных компаний к переработке сырья. К примеру, вышеупомянутый закон о недрах и недропользовании обязывает перерабатывать попутный газ всех недропользователей, работающих в Казахстане, и дает разрешение на промышленную разработку нефтегазовых месторождений только при условии утилизации попутного газа. Депутатами также дополнена норма о преимущественном праве правительства на приобретение добытого недропользователем сырья.
В-третьих, через ужесточение экологического контроля, особенно после инцидента в Мексиканском заливе. В-четвертых, через увеличение казахстанской доли в нефтегазовых проектах, как это уже было сделано на Кашагане и сейчас пытаются повторить на Карачаганаке.
В-пятых, через усиление влияния силовых структур Казахстана, которые стали активно подключаться к давлению на инвесторов. Скандалы вокруг «KazakhGold» лишь один их самых свежих примером такого рода. Стоит отметить, в последнее время практически все силовые структуры Казахстана получили значительные полномочия в сфере контроля над деятельностью различных экономических структур, в том числе иностранных. Это связано с тем, что несколько лет назад в закон о недрах было введено понятие «концентрация права», которое давало возможность правительству вмешаться в сделку, если найдет угрозу увеличения внешнего присутствия, влияющего на национальную безопасность. Власти объяснили изменения интересами национальной безопасности и тем, что действовавшая норма давала им недостаточно полномочий для контроля над национальными энергоресурсами. При таких условиях у иностранных компаний существуют ограниченные инструменты воздействия на текущую обстановку, учитывая тот факт, что им придется бороться с целенаправленно проводимой государственной политикой, имеющей общественную поддержку.
Если резюмировать все сказанное, то с точки зрения государственных структур в инвестиционную политику Казахстана будут продолжаться вноситься изменения согласно принятым программам экономического развития республики до 2020 года. Но, скорее всего, в ближайшие годы структура прямых иностранных инвестиций не изменится. Как я уже отметил, на сырьевой «игле» мы еще долго будем сидеть.
В среднесрочной перспективе (3—5 лет) будет продолжена политика усиления роли государства в экономике и увеличения контроля, как по отношению к реальному сектору, так и к финансовым структурам. Ускорится процесс огосударствления экономики посредством ужесточения налогового, экологического и трудового законодательства, а также через выкуп акций. На этом фоне сохранятся напряженные отношения с иностранными инвесторами и появятся новые точки трения с местными финансово-промышленными группами, часть из которых начнет теневой перевод капиталов за пределы Казахстана.
В то же самое время, многие проекты в республике невозможно реализовать без опыта и финансов со стороны транснациональных компаний. Сейчас, например, практически все проекты, которые реализует национальная компания «КазМунайГаз», напрямую связаны с одобренными государственными программами. Но, как показывает жизнь, по многим направлениям «КазМунайГаз» не может реализовать проекты без привлечения финансирования, инвесторов и консультантов со стороны, особенно если речь идет о крупных и сложных нефтегазовых месторождениях.
- Хотелось бы знать Ваше мнение о том, какой на постсоветском пространстве хотят видеть экономику Казахстана — слабой или сильной? Какой Казахстан нужен для стран-соседей?
- Никто не хочет плодить конкурентов. Какие бы соглашения о стратегическом партнерстве и добрососедских отношениях не подписывались Казахстаном с соседними странами, существуют жесткие правила мировой политики, которая делит все государства мира на «волков», «овец» и «собак». Первые являются гегемонами, которые пытаются установить свои правила игры. Вторые относятся к категории ведомых и поэтому зависимы от других государств. Третьи стараются сохранить свою территорию влияния и своих «овец», при этом, не претендуя на глобальную экспансию.
Проблема Казахстана в том, что его окружают два государства, претендующие на статус «волков». Это Россия и Китай. При этом инвестиционная политика того же Китая в Казахстане ничем не отличается от инвестиционной политики в других странах и регионах мира, будь то Африка, Латинская Америка или Ближний Восток. Она всегда базируется на жестком отстаивании национальных, экономических интересов Китая, чему стоит поучиться нашим чиновникам.
Конечно, определенным противовесом Китаю являются Россия, США и Евросоюз. Но они также преследуют свои экономические и геополитические цели в Центральной Азии. У нас же, кроме внешнеполитических «понтов» и сырья, нет серьезного козыря в кармане в глобальной игре за выживание. Дошло до того, что в обществе за последние двадцать лет так и не сложилось единого мнения по поводу того, что является нацией в Казахстане. То есть речь пока не идет о консолидации всех казахстанцев вокруг некоей общей идеи развития страны. И причина кроется в тех внутренних проблемах экономического и политического развития Казахстана, о чем я говорил выше.
Если мы слабы изнутри, то рано или поздно станем объектом притязания третьих стран. Опасность недемократического государства с неконкурентной экономикой заключается в том, что когда доминируют элитные группировки, причем жестко коррумпированные, существует очень большая угроза, что внешнюю и внутреннюю политику республики со временем будут определять более сильные игроки.
Источник: Zakon.kz
