Пётр Владимирович Своик — бывший депутат Верховного Совета Казахстана, затем председатель Государственного комитета по антимонопольной политике , председатель Социалистической партии. Ныне заместитель председателя демократической партии «Азат», руководитель общественного антимонопольного комитета.
— Все эти годы вы говорили о том, что запас прочности общества исчерпан. А оно по-прежнему в состоянии стабильности, или, как вы говорили, в состоянии «стабильности телеги на плоскогорье». Как вы думаете, в чем запас этой прочности?
— Да, действительно, далеко не первый раз меня называют неудачливым предсказателем. Дескать, я всегда предрекал, что все рухнет не сегодня-завтра, однако до сих пор не рухнуло. Действительно, еще будучи в правительстве, а затем и после перехода в «Азамат» я довольно часто по поводу курса на монополизацию экономики предсказывал, что грядущих испытаний она не выдержит. От тех своих пророчеств я и сейчас не отказываюсь, но хочу подчеркнуть, что еще до наступления сырьевого бума никаких утверждений, что все немедленно рухнет, я не оглашал. Уже к 1998 году стало ясно, что система состоялась, и по-своему она устойчива.
То, что за мной до сих пор тянется шлейф мрачного предсказателя, могу списать на то, что моя критика режима образца 1995–1998 годов оказала такое большое воздействие, что сами же критикуемые с облегчением перевели дух, когда «пронесло». Вот каким своим предсказанием я могу гордиться (но — не радоваться!), так это «Новым африканатом» — статья под этим названием вышла у Мизинова в «Навигаторе» где-то весной 2000 года. Заметьте, тогда цены на нефть едва вышли на окупаемость, около 15 долларов за баррель, и о предстоящем их взлете никто и не мечтал. Тот же знаменитый Ходорковский, тогда еще не заключенный, а нефтяной магнат, предсказывал, что если нефть поднимется до 35 долларов до 2005 года, то это будет ее предел, и далее она пойдет вниз.
Так вот, я писал, что авторитарная власть состоялась, соответствующая экономика — состоялась, и она придаточная, вписанная в мировой рынок сырьевым боком, в этом смысле мы как африканат тоже состоялись и будем развиваться теперь только в этом направлении. И все, что тогда было предсказано, осуществилось, к великому сожалению, полностью. Вплоть до того, что улицу Саина благоустроят и девочек с панели переведут в заведения под крышей.
И еще насчет моих «пророчеств». Начиная с 2002 года, когда пошел рост сырьевых цен и нарастали заимствования из-за границы, я опубликовал буквально десятки статей, предсказывающих, что из этого ничего хорошего не получится и что наши банки в конце концов крупно попадутся. Потому что сама эта схема заводит страну в полную долговую кабалу и без всякого кризиса. Марченко, как я понимаю, сильно злился, в мой адрес было несколько «отлупов», подписанных разными начальниками департаментов, и все они упирали на то, что Своик — профан в экономике, ничего не понимает в банковском деле, а потому и слушать его не надо. К великому сожалению, и этот мой прогноз оправдался полностью. Поэтому я себя неудачливым прогнозистом не считаю, наоборот, я оказался мрачным, но состоявшимся пророком.
— Однако поступательный рост нашей экономики остановил только мировой кризис. Не будь его, ваши пророчества осуществились бы? К тому же большинство экономистов считают, что дно кризиса пройдено, только меньшинство полагает иначе. Что прогнозируете вы и чего ожидать населению страны?
— Мировой кризис — не циклический, а системный, потому понятие «дна» не совсем подходит, глобализация не вернется в прежнее состояние, а будет переформатироваться. Просто сейчас острая стадия мирового финансового кризиса и экономической рецессии перешла в затяжную — на годы вперед, в ходе которой будут наблюдаться как признаки оживления, так и новые спады. Кстати, «дно» даже начальной стадии еще не достигнуто, поскольку поддерживающие финансовые вливания со стороны правительств не прекращены. Посмотрите на тот же шокировавший саму Европу бюджетный дефицит во всем ЕС, не говоря уже о США. Главные коллизии — впереди.
Что же касается нашего кризиса, то он, хотя и случился из-за мирового, имеет свои причины и дальнейший сценарий. В «тучные годы» наша экономика стояла на трех китах: экспорт сырья, иностранные инвестиции и кредиты. Так вот, кризис экспорта был неглубоким и кратковременным, цены на нефть и металлы упали лишь через год после обрушения финансовых рынков и быстро поднялись вновь. У наших «сырьевиков» больших проблем не было, а сейчас нет вовсе. Иностранных инвестиций (а они шли и идут в тот же сырьевой сектор) кризис вообще не коснулся, их объем даже увеличился.
Иностранные кредиты — вот здесь да, кризис ударил со всей силой. Но под удар попала опять лишь кредитозависимая часть экономики и «социалки»: строители, дольщики, ипотечники, малый-средний бизнес. А казахстанское село, например, — ему кризис нипочем. Как мимо него прошли годы сырьевой эйфории, так и мало касаются нынешние неприятности.
Вот что действительно коснулось всех и набирает кризисные масштабы, так это рост цен буквально на всё. Опять же, хотя это явление тоже подпитывается мировым кризисом, его природа — сугубо внутренняя. Рост цен есть совокупное проявление всего сразу: нашей зависимости от экспорта сырья, импорта готовых товаров и внешних кредитов, низкой эффективности внутреннего производства и производительности труда, неспособности правительства решать проблемы ЖКХ, контролировать электрические и коммунальные тарифы... А если короче, то — крайней неэффективности правительства вообще. Здесь до «дна» мы тоже не дошли, но быстро туда стремимся, и это — главная внутренняя угроза на всю обозримую перспективу.
Со стороны же мирового кризиса больше всего приходится опасаться падения цен на нефть под планку 30 долларов. Дело в том, что в нынешних 80 долларах за баррель не менее половины — фьючерсный «навес» виртуальных биржевых денег. Нефть — она ведь только наполовину черная маслянистая жидкость, из которой делают бензин-керосин. На другую половину она — «инструмент» виртуальной поддержки существования того самого «дефектала», из-за которого случился и развивается мировой кризис.
Причем, заметьте, сгладить остроту первой стадии, вплоть до разговоров о прохождении «дна», удается лишь за счет продолжения всеми ведущими странами политики накачки банков и финансовых рынков все новой «ликвидностью». Пока пожар тушится бензином, а это только усугубляет предстоящее впереди.
— А что у нас впереди с точки зрения будущего «Нефтестана»?
— Самое главное то, что будущее «нефтестанов» — конечно. Вход в новое тысячелетие подарил сырьевым олигархиям супердесятилетие — такого не повторится. Где-то как раз к 2030 году человечество подойдет к исчерпанию относительно доступных месторождений, а еще через пару десятилетий нефть физически не сможет оставаться основным ресурсом мировой экономики и политики. Но перелом, видимо, произойдет намного раньше, как только мировой автопром серийно освоит гибридные и небензиновые двигатели. А это набирает темпы прямо на наших глазах. Стоит нефти лишиться безальтернативности и стать просто товаром, цена которого определяется себестоимостью добычи плюс нормальной рентабельностью, таким, как наша, экономикам придет конец. И даже не потому, что наша нефть — одна из самых далеких и трудных в мире и мы объективно проигрывает по рентабельности, а потому, что и устойчивость нашей власти, и относительное экономическое благополучие — всё зиждется именно на той второй половинке нефтяной цены, которая надувается биржевыми фьючерсами.
Черные и цветные металлы, вторая составляющая нашего сырьевого экспорта, — тоже биржевые товары, но в них виртуальная накрутка много меньше — только торговля нефтью держит нас на плаву. Поэтому уверенно можно прогнозировать, что еще в первой половине нынешнего века и политическое, и экономическое устройство у нас кардинально изменятся: у нефтесырьевых олигархий нет будущего. Но и в краткосрочной перспективе положение нашего режима тоже достаточно драматично: его устойчивость есть прямая производная от устойчивости мировой валюты, прозорливо раскритикованной нашим президентом. Любая серьезная коллизия с «дефекталом», — а переформатирование мировой валютной системы есть неизбежность следующего десятилетия, — подводит нас к киргизской ситуации, такой вот вызов!
— Так вы предрекаете нашей власти скорый конец?
— Как раз нет! У президента Назарбаева только две серьезные проблемы:
банки и казахи, но с обеими он до сих пор справлялся и дальше, видимо, сможет. Во всяком случае вероятность плавного развития мирового кризиса, без резкого обрушения бирж и банков и, соответственно, без сильных и длительных провалов нефтяных цен, много больше, нежели катастрофических сценариев. В остальном же международный контекст складывается для нашего президента не просто благоприятно, но, я бы сказал, счастливо. Так редко бывает, но сразу для всех «больших игроков»
— США, Европы, России и Китая — именно Первый Президент Казахстана есть лучший вариант соблюдения их интересов. Поэтому уверенно можно прогнозировать сразу две вещи: и то, что бессменный президент пребудет во власти весь тот срок, который отведет ему Аллах (или соратники, конечно), и то, что после Назарбаева его режим долго не просуществует.
— Ого, какой букет пророчеств! Во-первых, банки, во-вторых, казахи... С банками, кажется, попроще — начнем с них. Ранее вы сказали, что один из трех китов нашей экономики — это банковские займы за границей. Действительно, мировой кризис пришел в Казахстан именно по этой линии.
Но весь мир так живет, а если это столь опасно, то можно ли излечиться?
— Есть такая болезнь — диабет, он не лечится, и его тяжелые формы приводят к летальному исходу. Но медицина приспособилась, регулярные инъекции инсулина делают жизнь диабетиков практически нормальной.
Другое дело, что никто сознательно не будет прививать себе инсулинозависимость, тогда как в экономиках, подобных нашей, принципиальное отсутствие национального рефинансирования кредитной системы (отчего мы сейчас и попали в кризисную кому) воспринимается не как болезнь, беда или отклонение, а именно как нормальное состояние.
«Весь мир», кстати, живет по-разному, и ни одна развитая страна не позволяет своим банкам фондироваться за границей. А что касается лечения, рецепты есть, конечно, но... Пока наш «больной» не сознает себя таковым, наоборот, «инъекции» заемных денег кажутся ему столь же органичными, как и вдыхание кислорода.
— Кажется, ваша мысль понятна. За последний год наше правительство наделало много долгов, особенно перед Китаем. В связи с этим в экспертных кругах звучат предупреждения о потенциальных рисках для республики. Но почему не используются средства Национального фонда?
— Правительство как раз назанимало относительно мало, зато (вместе с Нацбанком) поспособствовало тому, что долги частного сектора, банков и хозсубъектов, выросли до уровня ВВП. Долг перед Китаем, кстати, пока невелик — на займы у него мы перешли лишь после закрытия денежных рынков США-Европы. Здесь риск не в том, что теперь занимаем у Китая, а что вообще не можем не занимать. И риск не потенциальный, а состоявшийся.
Дело в том, что такие, как наша, сырьевые экономики идеально-гениально вписаны в систему функционирования «мировой валюты». Экспортеры, получающие доллары за нефть и сырые металлы, обменивают их на любое необходимое им количество тенге, гарантом чего выступает Нацбанк. В кредитах экспортно-сырьевая часть казахстанской экономики не нуждается вовсе, а местные банки нужны лишь для ведения текущих счетов.
Зато напор «нефтедолларов», вводимых во внутреннюю экономику уже в виде тенге, создает тот повышенный потребительский бум, удовлетворить который без кредитов невозможно. Кредитный же процесс нуждается в базовом рефинансировании, которое Национальный банк... не осуществляет вовсе! Зато, опять же, именно он выступает гарантом беспрепятственного обмена на тенге любого количества занимаемой извне валюты, гарантируя при этом, кстати, и то, что «навес» на стоимость кредитов в стране составляет никак не меньше 6–10 процентов плюсом к их стоимости в странах первичной эмиссии. Соответственно, и инфляция гарантированно выше на те же проценты (причинно-следственная связь как раз такая), и этот 6-процентный (как минимум) инфляционный налог со всех экономик нашего типа — он тоже есть немалый источник потребительского благополучия развитых стран.
Схема действительно гениальна: чем сильнее страна ориентирована на экспорт сырья, тем сильнее она втягивается и во внешнюю долговую зависимость, всё «на автомате». Причем гениальный автоматизм поддерживается еще и искренней уверенностью сырьевых элит в единственной правильности такого порядка. Посмотрите на председателя нашего НБ — у него над головой нимб профессионала мирового класса. И в каком-то смысле это так и есть...
Что касается Нацфонда — как раз на использование его запасов, для поддержки ликвидности банков и кредитного процесса по факту кризиса, правительство перешло. Влитые в экономику 19 миллиардов долларов в основном оттуда. Но это — не попытка поставить кредитный процесс на национальную основу, а лишь антикризисный паллиатив. Если критерием эффективности считать предотвращение краха системообразующих банков и массового дефолта заемщиков, то да, деньги потрачены полезно. Но если учесть, что более 70 процентов средств пошли всего лишь на перекредитование потерявшей платежеспособность экономики, то эффект всей антикризисной политики правительства лишь в том, что финансовая система пока не обрушилась.
Главное же — выводов не сделано. В известном анекдоте про грабли юмор в том, что герой понимает, на что наступил, только после удара по лбу. До нас же пока не дошло, что громадный внешний долг наших банков и хозсубъектов есть не отклонение от нормы, а именно норма для такого типа экономик. Надежды на открытие прежних рынков денег или на обретение новых по-юношески питают наших макроэкономических аксакалов.
— Ну а какую же проблему для президента создают казахи?
— А давайте посмотрим на так называемую элиту: административный аппарат в нашем государстве — да, казахский, но вот экономическая основа национальной государственности — она в руках «корейцев-еврейцев», индусов и американцев — кого угодно, но только не казахов. Ведущие производственные мощности — те сразу были закреплены за некоренными. По банкам — да, поначалу режим допустил некоторую вольность, на чем и обжегся, кризис дал повод и там навести порядок. Тимур Кулибаев — единственное исключение, и именно на него направлена сдвоенная атака из Лондона двух прежде закадычных врагов... Не задумывались — почему все так?
И еще вопрос: а можете ли среди государственных деятелей нашей страны, казахов, назвать хотя бы одного, по отношению к которому первой характеристикой на ум придет не «миллиардер», не «чинуша» и не «царедворец», а — «государственник»?
В первые годы «Папа» выпестовал целую плеяду административной и бизнес-молодежи, но взамен получил сначала Кажегельдина, потом ДВК.
Посмотрите, кто остался вокруг него, и вдумайтесь, какая драма: в разделившей фактически пополам политическую и бизнес-верхушку страны схватке между старшим зятем и лидерами «Демвыбора» главе государства досталась роль отнюдь не арбитра — обе стороны посягали на его собственное место. То потрясение не прошло бесследно — режим после 2001 года стал иным: жестким, замкнутым, циничным. Разделение на «свой — чужой» по принципу личной преданности стало определяющим, причем главным критерием лояльности—нелояльности стало отношение к личной власти Елбасы: либо беззаветная охрана, либо посягательство на нее.
Собственно, оно того и стоило, поскольку основным содержанием оппозиционной деятельности как раз и было вот это: претензия на замену Нурсултана Назарбаева в его системе. Под демократическими лозунгами, разумеется, и с обещаниями все изменить в стране, но — борьба идет именно за президентский пост, со всеми его эксклюзивными полномочиями.
Вообще, оппозиция не может не зеркалить власть — это объективный закон. И ровно в той же мере, в которой режим концентрируется на главном направлении — превентивном выявлении и подавлении потенциальных претендентов, политическая жизнь в контрэлитах питается тем же самым — борьбой претендентов, явных или скрытных, друг с другом за место главного.
— Не слишком ли категоричное утверждение?
— Если уж пошел такой откровенный разговор, рискну привести острый аргумент: напомню пять основных требований «платформы» ДВК. Это честные выборы, свобода СМИ, свобода митингов и собраний, выборы акимов и выборы судей. Разберемся, описывают ли эти пять тезисов какой-либо «демократический выбор», альтернативный президентскому? Нет! Первые три — это самые общие свойства любой современной государственности, включая и президентскую. Выборы судей — анахронизм, кое-где сохранившийся как дань традиции, но в современных государственных системах не использующийся. Отдавать формирование судейского корпуса на откуп избирателям — это даже не популизм, а на грани анекдота: аналогично можно предложить пассажирам избирать себе пилотов и больным — хирургов. Что же до выборов акимов областей в унитарном государстве... Первокурснику-политологу за такой тезис влепили бы двойку за незнание основ. Между тем пункты эти формулировали люди зрелые, в политической неграмотности их не упрекнешь. И действительно, все пять требований демплатформы выбраны очень точно и прямиком бьют в цель. Если целью является удар по тем основам, на которых ныне держится президентская власть.
— Я с вами абсолютно согласна, что оппозиция, при всем моем уважении к ее отдельным представителям, так и не смогла, не разработала системного анализа того, где мы сейчас находимся и что ею предлагается. Я с вами согласна, что они в первую очередь думают: «Сейчас придем к власти, а там видно будет».
— Вы со мной согласны, я с вами — замкнутый круг. И все же есть надежда, что от ситуативного поведения и отзеркаливания власти оппозиция перейдет к программному проектированию будущего страны и своего собственного. Это — вызов времени, и на него нельзя не отвечать!
— Но если власть пока успешно игнорирует требования оппозиции, почему президентский режим, как вы утверждаете, не переживет своего основателя?
— Если отвлечься от личности и местного колорита, подобного устройства власти человечество навидалось достаточно и все типологии долговечности давно классифицированы. В восточной традиции есть акцент на военную деспотию, в западной на земельно-феодальное устройство, но несущие конструкции принципиально одинаковы. Во-первых, это признаваемое всеми право наследования по рождению, во-вторых, подпирающая власть ортодоксальная религия, в-третьих, жесткая концентрация в руках правящей верхушки главного экономического ресурса страны. Предпосылки же для формирования хотя бы начал такой государственности — они давно канули в историю.
Попытки все это синтезировать мы наблюдаем: это и формирование новой придворной знати, и превращение Астаны в Мекку мировых религий, мессианские инициативы по системам международной безопасности, переустройству мировых валют, упор экономики на нефть и банки — много всего. Но как раз это и показывает — времена не те.
Некогда черниговские, рязанские и московские Рюриковичи ездили в Орду за ярлыками на княжение, но последние триста лет уже Москва назначала своих наместников в Степь. Император Иосиф поставил Исая, Брежнев — Кунаева, а последний «Белый царь» Михаил — Нурсултана. Очень разные деятели, но одно их объединяет: не подвергаемая сомнению легитимность. А кто теперь придаст легитимность Второму Президенту, особенно при отсутствии у Первого прямого наследника по мужской линии?
Если заглянуть дальше в историю, то право провозглашаться ханами признавалось казахами исключительно за чингизидами — то есть за монголами. Конечно, со временем ничего монгольского в казахских султанах не осталось, но суть не в этом, а в том, что «торе» не входили в родо-племенную структуру казахского общества. Почему и признавались общеказахски легитимными. Традиции же, чтобы князья аргынские, бароны найманские и графы адайские признавали над собой суверенитет герцогов шапраштинских, — ее нет вовсе. Зато межродовыми распрями, приводящими к расколам государств и падениям династий, история Степи, начиная с тюркских каганатов, — полна. И как раз по этой линии, мы это видим, преемственность сохраняется.
С другой стороны, современные системы преемственности власти — они в Казахстане не функциональны, а декоративны. Мы имеем государство, в котором фактическая власть осуществляется неформально, а формальные институты — безвластны. Как можно говорить о легитимности через выборы, если (все знают!) результаты голосований подделываются? Или как сможет реализовать свою легитимность председатель Сената или премьер, заступающие на пост президента «в случае чего», если (все знают!) на эти должности (как раз на этот случай!) назначаются люди несамостоятельные. Вообще, какого ни возьми высшего чиновника — все они, в том или ином раскладе, готовы участвовать (уже участвуют!) в борьбе за наследование, но вот чтобы кто-то из них боролся бы именно за свою институцию — Сенат, Мажилис, Верховный суд, Генпрокуратуру или Конституционный совет — такого представить невозможно!
— Вы сказали, что президент создал свою собственную политическую систему, и эта система полностью работает на него. Но у меня такое ощущение, что настоящая и самая сильная оппозиция — это не та, которую мы привыкли принимать под этим словом. Самая страшная оппозиция, и сильная, и умная, — это которая вокруг него, прямо рядом, дышит над ухом, в затылок...
— Полностью согласен. Именно так и есть. И мне даже завидно, что это сказал не я, а моя собеседница. Это просто дополнение к той мысли, которую я уже высказал насчет того, что режим Назарбаева на нем же и закончится, а я, используя это дополнение, говорю, что он, таким образом, при нем же и заканчивается, именно как режим личной власти он распадается на глазах еще при этой личности. А после него этот процесс из относительно скрытых форм приобретет открытые формы.
— Тем не менее пока президенту удается все балансировать, почему бы и следующему не продолжить тоже?
— Превратившись из первого секретаря ЦК КПК в суверенного Президента, Нурсултан Назарбаев получил неразделенную власть в полном объеме, вместе с правом собственности на все экономические мощности и финансовые активы. Но всё это ему пришлось вписывать в современный рынок, волей-неволей размывая эксклюзивный пакет. Конечно, опосредованный контроль сохраняется, но он именно опосредованный, неизбежно превращающий доверенных управляющих в полных собственников, что и завершится в следующей президентской итерации.
Представьте, что на пост заступает второй президент — что в его власти? Правительство и акимовская вертикаль? Формально они ему подчиняются, но состоят из представителей разных соперничающих кланов. Экономика? Так она уже вся разобрана по олигархическим группировкам. Банки — та же ситуация! На чем будет держаться авторитаризм?
Когда начинал сам Нурсултан, его легитимность не оспаривалась абсолютно, несерьезность кандидатов на выборах-перевыборах только подчеркивала это. А теперь: кто из уже состоявшихся олигархов признает главенство над собой того, кого по праву рождения, по богатству, по карьере, по всем прочим показателям (включая и богатейший компромат на каждого) он считает не выше себя?!
Распад СССР лишил нашу власть исторической традиции, современная не создана, и после Первого Президента система рискует резко просесть — между стульями авторитаризма и парламентаризма. Те же избиркомы — они показывают слаженный результат, поскольку все акимы исполняют одну команду, а представьте, если результаты выборов начнут подделываться в разных регионах, по заказам разных претендентов, по-разному!
— Конечно, и сам президент это понимает. Где же выход?
— Послание этого года составлено в форме программы на десять лет вперед.
Претендентов просят не беспокоиться, перевыборы 2012 года, по всей видимости, будут решаться без выборов, а вопросы наследования откладываются куда-то далеко.
Тем не менее, мне кажется, президент уже сейчас определился, что будет после него. Это... Таможенный союз! То есть, лучше нас с вами понимая цену своему окружению, он, чтобы не оставлять страну Тасмагамбетову, Токаеву или Кулибаеву, возвращает ее России.
— Круто завернули! Неужели всё так просто?
— Судя по всему, сейчас Казахстан делает цивилизационный выбор. Если до сих пор мы декларировали миграцию в сторону Запада, то последнее решение о вступлении в Таможенный союз и последние сделки с Китаем несколько смутили общество.
Нурсултан Назарбаев, напомню, считается главным интегратором в СНГ, и это не только пиар, но и, уверен, его давнее осознанное понимание, что нас ждет, останься мы сами по себе.
Как таковое вступление в ТС нам невыгодно: казахстанскому покупателю оно несет ухудшение ассортимента и подорожание товаров, казахстанскому бизнесу — дополнительное давление конкурентов. Потери — они конкретны и ощутимы, тогда как перечисляемые в качестве плюсов возможности — они есть только возможности. Большая часть которых, кстати, реализуема и без Таможенного союза.
Но тут главное — понять не то, что мы проигрываем в ТС, а то, что мы есть сейчас и что нас ждет в будущем, не интегрируйся мы с Россией.
Конечно, в качестве сырьевой и кредитной периферии нам лучше оставаться при цивилизованных США с Европой. А еще лучше — интегрироваться с ними. Но это всё — мечтания, реальная же перспектива такова: либо евразийская реинтеграция, либо закрепление в качестве сырьевой и земледельческой провинции Китая. (Первое, кстати, не исключает второго.)
— Боюсь, мы действительно перестаем быть сырьевым придатком самых развитых стран. Но здесь уместно привести фразу Казимиры Прунскене:
«Путь в цивилизацию через Россию — это путь в цивилизацию через задний проход». Мы, судя по всему, выбрали задний проход.
— Сейчас самая опасная иллюзия — считать себя уже состоявшимся государством и с таких позиций дискутировать дальнейшие варианты — на выбор. На самом же деле мы — находящаяся в транзите часть распавшейся государственной, политико-экономической и культурно-исторической системы. И в таком качестве у нас попросту много чего не хватает для самодостаточности и самостоятельного выбора.
У нас нет системы преемственности власти, нет собственной монетарной системы, в «тучные годы» прилепились к западным банкам, сейчас лепимся к Китаю — об этом мы уже сказали. А теперь слушайте дальше: сто процентов сегодняшней экономической и социальной инфраструктуры (о прочих составляющих промолчу) — это наследие несуществующего СССР. И не факт, что мы способны это хотя бы поддерживать. Да, мы достроили важные железнодорожные вставки в Западном и Восточном Казахстане, ввели пару важных ЛЭП — все это планировали еще коммунисты. Да, у нас планы по строительству мощного транспортного коридора — но только планы. Построили Астану — тоже на имеющейся городской базе. Кстати, как раз городская инфраструктура, вся сфера ЖКХ и есть первый вопрос к нашей способности хотя бы поддерживать старые мощности. А ведь проблемы — они еще только начинаются. К примеру, вся массовая советская панельная застройка была рассчитана на 35, максимум — 50 лет. Стареют и умирают не только люди и идеи, цемент и металл тоже. В Алматы первые микрорайоны уже через 10–20 лет начнут сыпаться и без всяких землетрясений. По сути, мы уже опоздали с форсированным созданием индустрии замены и модернизации жилого фонда. Между тем в правительственном проекте Плана масштабной модернизации ЖКХ до 2020 года (разрабатываемом по поручению президента) так вопрос даже и не ставится. Да и кому его ставить, если в структуре правительства ни Минжилкомхоза, ни Минэнерго просто нет!
— Может быть, программа ФИИР (форсированного индустриально-инновационного развития) поможет?
— Да, текст наконец утвержден, прочитал я его — писали святые люди! Не удивлюсь, если министр Исекешев по воде ходит аки посуху и кормит тремя хлебами любое количество страждущих.
Современная индустриально-инновационная экономика — это прежде всего вертикально интегрированные компании, вобравшие в себя все стадии разработки и выпуска конечной продукции. Актуальный для нас пример — от скважины до бензоколонки. И в этом смысле первая задача реальной ФИИР для Казахстана — реструктуризация хозяйствующих субъектов и собственности. В той же «нефтянке», где от скважины до бензоколонки просто черт ногу сломит. Но в тексте Программы об этом основополагающем — ни слова! Опять же, рассчитывать перейти на индустриально-инновационную парадигму за счет иностранных инвестиций и кредитов — это даже не наив, а святая простота в чистом виде!
Реально Программа ФИИР — это не текст (вполне пустословный), а некий набор объектов, известно как попавших в список «прорывных». И если даже допустить, что все это будет введено и все целевые индикаторы будут выполнены (рост ВВП на 15%, доля обрабатывающей промышленности до 12,5%, доля несырьевого экспорта до 40%, производительность труда — в полтора раза, что там еще?), остается вопрос — ну и что?
— Тогда у меня последний вопрос: почему вы здесь живете? Надо же «валить» из такой страны...
— Карлыгаш, да вы что?! Наоборот, я своим дочерям (внукам еще рано) всерьез говорю, что Казахстан — лучшее место для проживания в этом переменчивом мире! Да, есть проблемы, но где их нет, особенно на перспективу? Наше место, на стыке сразу нескольких цивилизаций, — одно из самых сложных в мире, но и одно из самых перспективных. Политическая система, экономика и общество — да, архаичны, но в той же мере и динамичны. Опасность всяческих дестабилизаций — да, имеется, но мало где в мире опасность с этой стороны ощущается обществом так глубоко, и предотвращающее конфликты поведение так укоренено во всех местных менталитетах.
Да, мы более способны только перенимать и копировать, зато преуспели в этом много больше всех наших азиатских соседей, а что нужно для прогресса, как не умение подражать лучшим образцам? Вот увидите: стоит нам начать копировать не только западные банковские офисы, но и европейское местное самоуправление, европейский парламентаризм — мы и в экономическом союзе с Россией из проигрывающей стороны станем выигрывающей.
Нынешний накопленный застой — он все равно сменится бурными переменами, и тогда — только успевай!
