Недавнее выступление Владимира Путина перед парламентом в экономической его части вызывает у специалистов, занимающихся современным Казахстаном, ощущение своего рода дежавю. С той только разницей, что у соседей все же пытаются более или менее подробно прописать механизмы реализации пожеланий своего национального лидера (Назарбаева в его стране называют елбасы – в дословном переводе «глава народа»), а в выступлении его российского коллеги все гораздо более расплывчато.
Понятно, что речь идет о государствах со схожей моделью экономики, базирующейся на экспорте сырья, которую нужно попытаться излечить от «сырьевой зависимости», и в качестве главного средства лечения предлагается государственное влияние на народное хозяйство. Так что цели и инструментарий в принципе обязаны быть похожи. Однако же казахи подходят к вопросу куда более практично. Хотя и у них выходит значительная пробуксовка.
Казахстан по крайней мере пытается ввести в экономике какое-то стратегические планирование (то знаменитая «программа полдевятого», она же «Казахстан-2030», то теперь уже речь ведут о программе развития до 2050 года). Беда в том, что когда действие очередной средне- или долгосрочной программы оканчивается, казахи, как правило, не устраивают «разбор полетов» с наказаниями за провал в случае неуспеха, а просто принимают новые программы и стратегии. Впрочем, последний экс-премьер сейчас под домашним арестом. Короче говоря, у соседей эти стратегические документы хотя бы есть. На какой срок выдает свои инициативы Путин, ведомо лишь ему. Владимир Владимирович лишь вскользь заметил: «Необходимо понять, с какими задачами Россия столкнется лет через 10–15». Соседи этот вопрос уже перевели в практическую плоскость – в отношении своих собственных перспектив, конечно. Даже пересчитали так называемые глобальные вызовы: насчитали десять.
Еще одно отличие: у казахов обычно сразу говорят про МСБ – «малый и средний бизнес», в комплекте. Владимир Владимирович решился пока осчастливить только бизнес малый. Но ряд методов для этого – один в один назарбаевские.
Начать аналогии можно со снижения давления на предпринимателей со стороны налоговых и прочих проверяющих органов. Это очень казахстанская тема. В последние десять лет там регулярно объявляют годы, в течение которых малый и средний бизнес от проверок освобождают вообще, а не только в случае, «если нет оснований предполагать, что нет нарушений»; кто же заранее поручится, что их нет? Правда, говорят сами казахстанские предприниматели, через год проверяющие опять приходят голодные и злые, но все-таки это конкретная мера поддержки. Параллельно указу о моратории на проверки Назарбаев раньше даже вводил беспроигрышный инструмент – «президентскую защиту бизнеса»: любой предприниматель может обратиться на специальном сайте к президенту. Ну как бы напрямую.
Далее, у казахов есть понятие «казахстанское содержание» в продукте, долю которого необходимо увеличивать – часть прибавочной стоимости, которую добавили казахстанские производители, обязательный наем местного населения в проектах иностранных компаний, а также повышение экспортной ориентированности в несырьевом секторе. Отличие от предлагаемого теперь Путиным в том, что в Казахстане под это реально можно получить доступ к льготным кредитным ресурсам (при условии, естественно, что чиновники согласятся включить твой проект в соответствующую программу). Известны и ставки этих льготных кредитов, и механизмы. А Владимир Владимирович ничего конкретного россиянам пока не обещал.
Строительство дорог – тоже одна из излюбленных тем в Казахстане. Более того, строительство крупных магистралей стало центральной, осевой темой последнего послания с непроходимо советским названием «Светлый путь». Об этом упоминалось в недавнем обращении казахстанского президента (кстати, в этом году Назарбаев впервые озвучил свое послание раньше Путина на целых две недели, нарушив сложившуюся субординацию). И ведь действительно много строят, удвоили протяженность своих трасс, в том числе на дешевые китайские кредиты и в тесной кооперации с восточным соседом: трасса Западная Европа – Западный Китай, недавно открытая железнодорожная ветка в Иран и так далее. При этом Казахстан не особо заинтересован в расширении транспортной сети в Западную Сибирь и на Урал, по крайней мере никаких крупных проектов по укреплению транспортных связей с партнером по Евразийскому союзу пока Казахстан не рекламирует.
Россия китайские кредиты на автодорожное строительство не берет, и за счет чего региональные дорожные фонды будут строить новые трассы (то, что им поставил в обязанность российский президент), можно лишь гадать, в его выступлении про это сказано очень туманно. Поскольку бюджеты многих регионов России уже балансируют на грани дефолта.
Моногорода – очень больной вопрос и для Казахстана, и для России, так как, повторюсь, тип экономики во многом похож: между прочим, казахстанский нефтяной Жанаозен, где в конце 2011 года произошли столкновения рабочих с полицией, тоже ведь моногород. Казахи давно уже приняли программу реформирования своих моногородов, которых насчитали 27. Но даже им, насколько мне известно, не приходило в голову превратить моногорода из депрессивных в «территории опережающего развития» (ТОР), как сейчас предложил Путин для России. Есть подозрение, что подобные населенные пункты проще снести, а жителей полностью переселить, нежели пытаться превратить в сверхразвитые территории. Вспомним, что год назад Путин уже обращался к теме моногородов, предложив тогда модель с развитием инфраструктуры и «привлечением инвесторов». Казахстанский опыт указывает на тупиковость такого пути. Казахи решили: продлеваем жизнь моногорода насколько возможно, а потом придется закрывать. Важнее создать благоприятные условия для мобильности людей.
Войну с использованием офшоров, подобную той, к которой призывает Россию Путин, Казахстан не проигрывал, поскольку попросту ее не начинал ввиду бесперспективности. А вот амнистию капиталов объявлял несколько раз, причем у нее была как надводная, так и подводная часть: в предпринимательских кругах страны есть мнение о том, что рост инвестиций в индустриальную сферу Казахстана в последние четыре года связан не столько с добровольными иностранными вливаниями, сколько с добровольно-принудительным возвращением части средств, выведенных в предыдущие годы за границу местными олигархами. Некоторые из которых уже спят и видят, как бы продать казахстанские активы и выйти в кэш. Но кто же им даст.
В отношении различных институтов стимулирования бизнеса в Казахстане перепробовано, кажется, все: бизнес-инкубаторы, свободные экономические зоны, кластеры. Затраты на различные льготные режимы ни разу не окупались. Окупятся ли они в нынешних реалиях в России? Пока ничего сравнимого с СЭЗ в Китае, например, не получалось. Но Путин, судя по его выступлению, намерен продолжить эксперименты.
В отношении передовых технологий, которые нужно развивать в стране и которые станут катализатором бурного роста, Нурсултан Назарбаев предлагал найти «100 конкретных инноваций» и внедрить хотя бы десять. Искали, пока не нашли. Что, вероятно, ждет и Россию (интересно, что упоминать «Сколково» и «Роснано» Путин уже, видимо, считает неприличным). При этом разговоры о необходимости увеличивать инвестиции в науку и высшее образование в России даже не ведутся. У казахов пытаются увеличивать затраты на университеты, но отдача пока не слишком заметна.
Параллели можно проводить еще долго. Задача у обеих стран одна – «новая индустриализация». Эту задачу пытаются осуществить и в России, и в Казахстане без проведения радикальных реформ, в том числе не только в экономике, но и в политической сфере. У Казахстана преобразования идут, хотя далеко не такими темпами, какие планировали авторы стратегий развития этой страны, и с огромными по масштабам затратами. У России, по всей видимости, не пойдет дальше слов. Конечно, именно у первопроходцев результат нередко получается хуже, чем у тех, кто идет по их стопам, кто учится на их ошибках и изучает их опыт. Но вот в данном случае, судя по выступлению российского лидера, незаметно, что мы у соседей чему-то научились.
Материал создан при участии Дмитрия Слепнева
Slon.Ru
