ФЕМИДА С МОБИЛЬНЫМ ТЕЛЕФОНОМ
Ведущий:
- Спасибо, госпожа Акылбекова. Теперь предоставляю слово Жайнагуль Айдархан, вам слово. Что вы скажете вкратце?
Жайнагуль Айдархан:
- У меня совершенно другой опыт, и довольно пессимистичный. Поэтому я не могу сейчас сказать ни слова, никаких дифирамбов в адрес этой организации и в адрес господина Жовтиса. Я, конечно, сочувствую, что он попал тоже в передрягу. И это какая-то
Жайнагуль Айдархан, жена осужденного поэта и общественного деятеля Арона Атабека.
возможная ирония судьбы.
Но могу сказать, что его организация и он сам с самого начала игнорировали шаныракское дело. Они ни разу не появились в суде, они ни слова не промолвили об этом деле. Они ни разу не встали в защиту этих четырех узников, тем более что трое этих ребят туда попали совершенно из толпы, совершенно случайно.
И когда в Верховный суд пришли главные свидетели этого дела, свидетели обвинения, и отказались от своих слов, отказались от своих показаний, не только Верховный суд закрыл глаза на это, но и эта организация, так сказать по правам человека, в защиту ничего не сказала.
Теперь я так понимаю, что в Казахстане образ древнегреческой Фемиды совершенно другой. У неё открытые глаза, но она в толстых очках, и она будет через эти очки смотреть туда, куда хочет, и у неё в руках не весы, а бухгалтерские счеты и мобильный телефон. Образ комитета защиты прав человека... Для меня это какой-то пай-мальчик, который боится испачкать свои руки.
Если бы в Шаныраке погиб не полицейский, а простой гражданин, никого бы не осудили. Также если бы получилось наоборот - не дай бог, господина Жовтиса убил бы какой-нибудь простой гражданин Казахстана, - то тоже не было бы никакого шума.
Поэтому когда я через три года, только через три года, потому что я считала, что туда должны обращаться более весомые люди, которых много в Казахстане, обратилась в Коалицию по пыткам, то их реакция была не сиюминутной, она длится по сей день.
Вот что они сказали мне на днях: по-моему запросу о творимых сейчас над Ароном Атабеком и другими ребятами в этих лагерях представители данной организации, то есть комитет по правам человека, поедут только после рождественских каникул. Они двинут свои члены только тогда, когда придет январь, и что фактов и доказательств мало. Я так поняла, что нужна чрезвычайная ситуация, чтобы они туда поехали.
Но за три года накопилось столько, я уже молчу о здоровье Арона Атабека. Я молчу о том, что происходит с ним, потому что я не имею права говорить. Потому что если я расскажу, что на самом деле происходит, последняя ниточка, связующая меня с ним из лагеря, оборвется. Я тогда вообще не буду знать.
Я одно могу сказать: он сейчас сидит в штрафной зоне, в одиночной камере. И мне же сказали в Коалиции по пыткам, что там с ним может произойти все что угодно, негласно. И они разводят руки, то есть бюрократических проволочек очень много. Они также не могут реагировать.
Ведущий:
- Спасибо, госпожа Айдархан. Госпожа Ергалиева, прошу вас учесть ограниченность эфирного времени. Вам слово.
Барета Ергалиева:
- Я очень внимательно всех вас сейчас выслушала. В том, что сейчас мы оказались все беззащитными, виноваты мы сами, весь народ Казахстана. Я это говорю с большой ответственностью, учитывая, что являюсь ветераном правозащитных движений Республики
Барета Ергалиева, председатель казахстанского историко-правового центра «Демократия и право». Алматы, 11 сентября 2009 года.
Казахстан.
С 1989 года занимаюсь правозащитной деятельностью и хочу отметить следующее. В те далекие годы небольшая горсточка людей впервые выступила в защиту жертв Декабрьских событий. Тогда, находясь в неимоверно тяжелейших условиях, когда к нам просто боялись близко подходить, мы день за днем, час за часом делали все возможное, чтобы освободить незаконно осужденных «декабристов».
Да, мы одержали победу, но до сих пор мы не можем добиться, чтобы была дана политическая оценка этим событиям. Я хочу сказать, что с годами начали появляться новые правозащитники. Но, к великому сожалению, - я об этом Жене Жовтису говорила неоднократно, - к большому сожалению, оборвалась связь между первым поколением правозащитников, между ветеранами правозащитного движения и правозащитниками, которые стали появляться в последние годы.
Вот это, я считаю, в какой-то степени погубило в целом все правозащитное движение Казахстана. А начинали мы тогда очень хорошо и очень сильно. Если бы мы подтягивались друг за другом, тянули друг друга, единой семьей шли бы с самого начала, я думаю, многого, что происходит сейчас у нас в стране, возможно и не было бы. Просто с нашим мнением продолжали бы считаться. Если бы даже не боялись нас, но во всяком случае прислушивались бы к нашему голосу.
Что мы сегодня имеем? Мы все бесправны, бесправны бизнесмены, бесправны министры, бесправны те же самые депутаты. Но самое страшное, больше всего бесправны именно сотрудники силовых структур, министерства обороны, члены их семей. Они совершенно беззащитны, они совершенно бесправны. И о них боятся просто говорить или вообще ничего не говорят.
Я считаю: в связи с тем, что у нас не произошло взаимоподдержки, взаимосвязи между ветеранами старшего поколения и последующими, эта вина ложится на всех нас. У нас просто не создано в стране полноценного, настоящего гражданского общества. Но раз нет гражданского общества, соответственно, отсутствует и гражданский контроль.
Я хочу напомнить, что в те далекие, советские времена у нас существовала такая структура, как народный контроль. Народ сам должен контролировать госаппарат, народ сам должен контролировать бизнес.
ТЫСЯЧИ ЖАЛОБ
Ведущий:
- Переходим к следующему вопросу. Есть ли проблема коррупции в среде правозащитных организаций в Казахстане? Прошу начать госпожу Акылбекову.
Роза Акылбекова:
- Я не могу этого сказать. Это, наверное, вопрос к другим органам. Я не слышала о таком. Если касается бюро, то бюро проверялось прокуратурой, финансовой полицией. Потому что я так поняла, круглый стол направлен на то, чтобы добить и уничтожить бюро по правам человека.
Ведущий:
- Хорошо, госпожа Акылбекова. Тогда я уточню ещё один вопрос. Когда правозащитные организации Казахстана берутся в защиту конкретной личности, конкретной группы людей, какими критериями они руководствуются? Пожалуйста.
Роза Акылбекова:
- Я не совсем поняла вопрос, то есть кто с кем дерется и за что дерется?
Ведущий:
- Нет, когда правозащитные организации берутся защищать человеческие права конкретной личности, конкретного человека, что для них является главным критерием?
Роза Акылбекова:
- Во-первых, я не совсем соглашусь с вами по поводу конкретных личностей. Что касается тех людей, которые сегодня осуждены, их много. И бюро, сам головной офис, шесть-семь тысяч человек в год принимает со всеми жалобами. Во всех филиалах больше тысячи принимается людей. И это все неизвестные, обычные люди.
Когда Жовтис не был осужден, он брался за разные дела, и не только за известных личностей. Другое дело, если взять вопрос по Рамазану Есергепову, Арону Атабеку, то там, конечно, существуют политические составляющие.
И Жовтис, конечно, брался, потому что у бюро прерогатива – гражданские свободы и политические права. Понимаете? И поэтому, естественно, получается, что известные личности или неизвестные личности, но если существует политическая подоплека, то естественно, бюро берется.
Но бюро принимает и, как я сказала, огромное количество казахстанских, обычных граждан. И это преимущественно.
Что касается посещения коалиции, необходимо просто знать, коалиция вся не имеет права посещать закрытые учреждения. Только некоторые, кто входит в коалицию, те, кто входит в общественно-наблюдательные комиссии. Как раз таки я являюсь членом общественной комиссии.
Мы в субботу-воскресенье были в женской колонии, как раз по звонку. Обычные женщины дозвонились до наших юристов, и мы посетили, чтобы не случилось несчастье, там были попытки. Женщины были недовольны тем, что им не предоставлялись наркотики. В основном это, конечно, женщины, которых приговором первые полгода обязательно необходимо было лечить.
Ведущий:
- Спасибо, слово Раушан Есергеповой.
